Если о нас узнают - Кейл Дитрих, Софи Гонзалес

– Я рад, – говорю я. – По крайней мере, хоть один из нас хорошо провел время дома.

– Ты не собираешься съезжать?

Я облокачиваюсь на дверной косяк своей спальни.

– Зачем? У тебя есть для меня предложение?

– Я не это имел в виду. Мне просто любопытно.

Самым честным ответом будет: «Я не строю планов на будущее, потому что пока не знаю, что такое будущее». Чем больше я думаю о том, что меня ждет, тем больше убеждаюсь, что не могу полагаться на то, что все сложится наилучшим образом.

– Возможно. Я планировал поразмышлять об этом после тура, но это может подождать, пока мы не выясним, что делать дальше.

– В Лос-Анджелесе?

– Да. Может быть, Санта-Моника.

Зак выглядит немного разочарованным.

– Ох.

– Это всего лишь короткий перелет, не забывай, – говорю я, но по мере того, как я это произношу, понимаю, что находиться в двух часах полета друг от друга – это слишком тяжело. Я не хочу думать о жизни, в которой Зака не будет рядом со мной.

– Я еще не уверен, – добавляю я.

– Мне нравится Санта-Моника, – говорит он в то же время, совершенно непринужденно.

Я изучаю парня, в моей груди теплеет от нахлынувших чувств. На мгновение я позволил себе представить, что это может быть нашим будущим. Мы в группе, мы вместе, мы свободны и можем жить без секретов. На пляже, под солнцем. Счастливые.

– Мне тоже.

В спальне мы на мгновение замираем. Внезапно в голове всплывает его вчерашнее сообщение, и мое сердце начинает бешено колотиться.

Тишина кажется тяжелой и гнетущей. Поэтому я, конечно же, паникую и заполняю ее.

– Итак, мы можем посмотреть фильм или заняться чем-нибудь еще, – говорю я, оттолкнувшись от дверного косяка и шагая в комнату. – Ты не голоден? Думаю, да? У нас есть остатки тортильи, но разогревать их снова, наверное, не стоит. Ты когда-нибудь пробовал испанскую еду? Тортилья классная, это что-то вроде смеси картофеля, яиц и лука, обжаренных вместе. Или мы можем купить еду навынос?

– Я не голоден.

– Круто. Ну, тогда кино подойдет. По-моему, я уже предлагал это. Или мы можем пойти погулять? Ну, знаешь ли. На улице, гм, красиво?

Зак моргает.

– Мы можем?

– Только если ты хочешь, – добавляю я.

Зак делает шаг навстречу. Его выражение лица говорит «не надо». Оно просит остаться дома. Оно говорит… Господи, оно говорит «поцелуй меня».

– А ты хочешь?

Я сглатываю.

– Нет, не особо.

Зак стоит так близко, на его губах играет полуулыбка – это настоящая мука. Потому что все, чего я хочу, – чтобы этот момент длился вечно. Но я чувствую, что он закончился, едва успев начаться. Это парадокс, потому что мы – парадокс. Отношения Шредингера. У нас обоих есть совместное будущее, но мы вот-вот разобьемся и сгорим дотла. И пока Chorus не решит раз и навсегда, снять ли с нас цепи, мы не можем знать, какая реальность правдива.

До этого момента я буду делать вид, что знаю ответ, что все будет хорошо.

Я хватаю его за запястье, притягиваю к себе и отчаянно целую.

Дверь остается открытой, пока мы целуемся. Зак прижимает меня к стене, все больше и больше одежды падает на пол. Есть что-то столь волнующее в том, что вокруг нас так много открытого пространства. Быть самими собой вне тесного, закрытого гостиничного номера. И хотя у нас есть миллион тем для разговора – начиная с Chorus и заканчивая его мамой и Энджелом, – возможность отпустить все это хотя бы на мгновение и предаться счастью кажется невероятной. Даже если это совсем ненадолго.

Как выясняется, парень привез презервативы. Несмотря на то что Зак сейчас единственный, кто никогда не занимался подобным ранее, и мне предстоит стать его первым, он колеблется, прежде чем открыть коробку, и спрашивает меня, все ли в порядке. Конечно же, все в порядке. Даже больше, чем просто в порядке: это невероятно.