Иностранный русский - Татьяна Шахматова (2018)

– Патаму что, Саша-джан, ты спросил, как мы живем. Ты сказал – интересно. Мы тебе рассказать. Это важно. Вы – наш дорогой преподаватель, Саша-джан. Не знаете, как мы живем, а теперь будете знать. Кашмир знаешь?

– Конечно, знаю.

– Вот, у Кашмира семья бедный. Сюда ехать денег нет. Он Панджа служил. Больше всех бандит поймал. Они ему хотели деньги давать. Дом в Кабуле давали. Доллары в сумке давали. Кашмир ничего не брать. Никогда. Его генерал лично денга платил, чтобы Кашмир учиться поехал. Большой человек будет. Очень умный, честный.

– А Мохаммад… – вступил Билал. – Отец Мохаммада умер. Падеж номер два. Бабах!

Билал показал руками взрыв и тут же вскинул воображаемый автомат, изображая перестрелку.

– Бомба? – спросил я.

– Фугас, – поправил он. – Отец Мохаммада в полиции служил. Талибы стрелять. Два часа стреляли. Его отец ловил бандита. Поехал, а там фугас – все. Мохаммад сказал, будет бороться: всех талибов бабах. Пошел в армию. Он только один мужчина в семье. Но это важно – защищать родину.

Бог ты мой! От этих корявых, но таких правдивых рассказов все мелкие волоски на теле встали дыбом. Я смотрел на этих двоих деятелей и думал только об одном: не разреветься бы, как нервной дамочке, хотя, если честно, глаза были на мокром месте.

Как живут эти люди? Кто они такие, я все спрашивал себя. Какие тайны хранят эти черные глаза? Да вот они – тут сейчас передо мной как на ладони. Они честно описали свою реальную жизнь, раскрылись, признались, какие на самом деле порядки царят там, где они живут, и с чем им приходится бороться каждый день. Они действительно доверяли мне, они признали, что я их преподаватель. И кстати, во многом они правы: лингвострановедение, или знакомство со страной изучаемого языка, – дисциплина, требующая точности сведений.

У нас отличалось все: наш жизненный и культурный опыт, образование, воспитание, внешний вид. Даже этот их страшный акцент. Французский или немецкий акценты воспринимаются как что-то милое, акцент же афганца пугает. Даже их речь против них. Но если разобраться: они приехали учиться, они любят свою страну, они смелы, потому что выступить против бандитизма в их стране само по себе смелость, они готовы защищать и охранять свою семью, свою родину и именно за этим приехали в холодную Россию, в строгий военный вуз, терпят неудобства казарменной жизни. Да, они шебутные, разгильдяи, марихуанщики и весьма странно понимают права женщин, но они точно не бандиты. Они на другой стороне таможни. Вот в чем дело.

Я вспомнил, как они выкинули свой гашиш, как извинялись за афганского космонавта, как прикрыли меня, когда я опоздал. Да, они другие. Но с ними можно договориться, хотя иногда причудливости наших договоренностей позавидовали бы и Ходжа Насреддин, и эмир Бухарский.

Падеж № 7

Когда я вернулся в аудиторию 301, где остался Борис, майор Мачихо уже принес папку с личным делом Али Саджади.

– Это Али? – недоверчиво переспросил Борис, разглядывая фотографию.

– Али, – подтвердил майор Мачихо.

– И что эта красавица и умница Каролина Иванова могла найти в таком? Ему бы с этой рожей арбузами на рынке торговать.

Строго говоря, Борис был чрезмерно предвзят к парню и явно шел на поводу у стереотипов. Вид у Али был скорее европейский, чем восточный: голубоглазый, светлокожий, судя по пропорциям, роста выше среднего и крепкого телосложения. Выдавали его восточные корни только черные густые брови, густая шапка черных вьющихся волос и синяя щетина, которая намекала на тот факт, что для соответствия уставному виду бритье этой физиономии необходимо проводить не один, а два раза в день. Я бы не назвал его красавцем, однако и уродом Али отнюдь не был.

– Арбузами не арбузами, но как он без знания языка смог вскружить голову такой даме, как Каролина? – вставил я свои пять копеек.

– Да вот и я говорю, граненый он у них, что ли, – задумчиво добавил Мачихо.