Пятьдесят оттенков свободы - Э. Л. Джеймс

Я киваю, как мне кажется, поощрительно, но подозреваю, что похожа на застывшую статую с широко раскрытыми от потрясения глазами.

Он хмурится, глаза его вглядываются в мои, пытаясь определить мою реакцию. Потом он переворачивается на спину и устремляет взгляд в потолок.

— Я, естественно, был озадачен, зол и чертовски возбужден. То есть когда знойная взрослая женщина так набрасывается на тебя… — Он качает головой, словно до сих пор не может в это поверить.

Знойная? Мне делается нехорошо.

— Она ушла назад в дом, оставив меня на заднем дворе. И вела себя как ни в чем не бывало. Я остался в полной растерянности. Поэтому продолжил работу, сгружал хлам в мусорный бак. Когда в тот вечер я уходил, она попросила меня прийти на следующий день. О том, что случилось, ни словом не обмолвилась. Поэтому на следующий день я пришел опять. Не мог дождаться, когда снова увижу ее, — шепчет он так, словно признается в чем-то порочном… впрочем, так и есть.

— Она не прикасалась ко мне, когда целовала, — бормочет он и поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. — Ты должна понять… Моя жизнь была адом на земле. Я был ходячей эрекцией, пятнадцатилетний юнец, слишком высокий для своего возраста, с бушующими гормонами. Девчонки в школе…

Он замолкает, но я могу себе представить: напуганный, одинокий, но привлекательный подросток. Сердце мое сжимается.

— Я был зол, так чертовски зол на всех, на себя, на своих предков. У меня не было друзей. Мой тогдашний врач был полным болваном. Родители держали меня в строгости, они не понимали. — Он снова устремляет взгляд в потолок и проводит рукой по волосам.

Мне очень хочется тоже пропустить его волосы сквозь пальцы, но я лежу тихо.

— Я просто не мог вынести, чтобы кто-то дотронулся до меня. Не мог. Не выносил никого рядом с собой. Я дрался… черт, как я дрался! Мало какая пьяная драка обходилась без меня. Меня исключили из пары школ. Но это был способ выпустить пар. Вытерпеть определенного рода физический контакт. — Он вновь замолкает. — Что ж, ты получила представление. И когда она поцеловала меня, то только ухватила за лицо. Больше нигде не прикасалась ко мне. — Голос его чуть слышен.

Должно быть, она знала. Возможно, Грейс ей рассказала. Ох, мой бедный Пятьдесят Оттенков! Мне приходится сунуть руки под подушку и положить на нее голову, чтобы удержаться и не обнять его.

— Ну так вот, на следующий день я вернулся в дом, не зная, чего ждать. Я избавлю тебя от грязных подробностей, но то же самое повторилось. Так и начались наши отношения.

О бог мой, как же больно это слышать!

— И знаешь что, Ана? Мой мир сфокусировался. Стал четким и ясным. Во всем. Оказалось, что именно это мне и требовалось. Она была глотком свежего воздуха. Она принимала решения, избавляла меня от всего этого дерьма, давала мне дышать.

О господи.

— И даже когда все закончилось, мир устоял, не рухнул. И так было до тех пор, пока я не встретил тебя.

Что, черт возьми, я должна на это сказать? Кристиан неуверенно убирает прядь волос мне за ухо.

— Ты перевернула мой мир с ног на голову. — Он закрывает глаза, и когда открывает их снова, все чувства в них обнажены. — Мой мир был упорядоченным, размеренным и контролируемым, но тут в мою жизнь вошла ты со своим дерзким ртом, своей невинностью, своей красотой и со своей безрассудной смелостью… и все, что было до тебя, потускнело, стало пустым и серым… стало ничем.

О боже!

— Я полюбил, — шепчет он.

Я перестаю дышать. Он гладит меня по щеке.

— Я тоже, — тихо выдыхаю я.

Глаза его смягчаются.

— Знаю.

— Правда?

— Да.

Аллилуйя! Я робко улыбаюсь ему. Шепчу:

— Наконец-то.

Он кивает.