Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

– Хорошо, оставайся, а я забираю мальчиков и еду в Лихай-Стейшн на четырехчасовом балтиморском поезде. Я заплатил за билеты втрое выше обычной цены, и то мне просто повезло, что я их купил.

Муж никогда не говорил с ней так резко, и Изабель, встревожившись, сбавила тон:

– Почему вдруг такая спешность, Стэнли?

– Потому что газетчики только и кричат на каждом углу: «Вашингтон в опасности!» Говорят, Ли уже в Хейгерстауне… или в Пенсильвании и что бунтовщики могут окружить город уже к утру. Я решил взять отпуск. Если не хочешь ехать, дело твое.

Слухи о передвижении войск в Виргинии ходили уже давно, но пока в них не было ничего определенного. Могла ли она доверять словам Стэнли, или это была просто паника? Изабель почувствовала, что от него пахнет спиртным. В последнее время он прикладывался к бутылке все чаще и чаще.

– Как тебя отпустили на работе? – спросила она.

– Сказал министру, что сестра дома тяжело заболела.

– И он не подумал, что это… случилось как-то уж слишком вовремя?

– Наверняка подумал. Но в министерстве сейчас просто сумасшедший дом. Никто ничего не делает. А у Стэнтона есть очень веская причина делать мне приятное. Я передаю его указания Бейкеру и знаю все о его грязных делах.

– И все-таки ты можешь испортить себе карьеру, если…

– Прекрати! – заорал он. – Пусть я лучше буду живым трусом, чем мертвым патриотом! Уже сотни погибли! Если едешь со мной, собирай вещи, если нет – молчи.

Ее поразило, насколько сильно, и не всегда в лучшую сторону, изменился Стэнли за последние месяцы. История с отставкой Кэмерона, его растущее влияние среди радикалов и новообретенное богатство придали Стэнли уверенности, которой он никогда не обладал прежде. Иногда он вел себя так, словно тяготился всем этим. Несколько недель назад, проглотив четыре бокала ромового пунша за полтора часа, он вдруг воскликнул, что не заслужил такого успеха, и зарыдал у нее на плече, как ребенок.

Но ей не стоит быть с ним слишком строгой. В конце концов, она ведь сама создала этого нового человека, и ей нравились некоторые перемены, произошедшие с ним, – богатство, власть, независимость от его мерзкого братца. Если она хотела управлять мужем, ей надлежало изменить свою манеру общения с ним, искать более тонкие уловки.

Злобно уставившись на жену, Стэнли стоял в дверном проеме, и тогда она, напустив на себя притворную кротость и опустив глаза долу, проговорила:

– Прости, Стэнли. Ты принял очень разумное решение. Я буду готова через час.

Тем же вечером с наступлением темноты в Мраморный переулок въехала карета с зашторенными окнами. Кучер остановил лошадей перед одним из аккуратных домов, стоявших в узком проезде между Пенсильвания- и Миссури-авеню. Несмотря на жару, все окна были занавешены, хотя и оставлены открытыми, и из дома доносились веселые голоса мужчин и женщин, кто-то играл на арфе «Старики дома». Заведение, известное как «Частный женский пансион миссис Деворе», не опустело, несмотря на панику в городе.

Елкана Бент, похожий на гору топленого сала в своем белом льняном костюме, с трудом спустился с облучка, где сидел рядом с кучером. Из кареты выпрыгнули еще двое служащих сыскного бюро. Бент жестом показал одному из них на проход к задней двери дома. Второй поднялся за Бентом на каменное крыльцо.

Агенты уже обсудили, где лучше всего напасть на жертву, и решили, что не стоит хватать известного журналиста на улице средь бела дня. Пансион, где он жил, тоже рассматривался, но Бент, отвечавший за операцию, решил отдать предпочтение борделю. Журналист неизбежно начнет протестовать, и его присутствие в таком месте можно будет использовать против него.

Бент позвонил в колокольчик. За матовым стеклом появилась тень женщины с высокой прической.

– Добрый вечер, джентльмены, – сказала элегантная миссис Деворе, открывая дверь. – Прошу вас, входите.