Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

– Да какая разница, – заявил один из нью-йоркских добровольцев, – это все равно оскорбление белым людям. Никто не захочет его поддержать. Только не в армии.

Большинство с ним согласилось.

Билли не знал, как ему относиться к таким новостям. Он пошел к палатке Лайджа и заглянул внутрь. Его бородатый друг стоял на коленях, сложив перед собой руки и склонив голову. Билли попятился, выждал минут пять, потом покашлял, пошаркал ногами перед входом, прежде чем снова заглянуть. Когда он спросил Лайджа о президентской прокламации, тот ответил:

– Месяц назад мистер Линкольн еще встречался с некоторыми нашими свободными собратьями, настоятельно рекомендуя им подыскивать себе место где-нибудь в Центральной Америке. Так что думать тут нечего – это просто еще одно средство в войне, ничего больше. И все-таки… – Лайдж потряс указательным пальцем, как проповедник, предостерегающий паству с кафедры. – Я много читал и о Вашингтоне, и о Джефферсоне, и о старом матерщиннике Джексоне, чье влияние на события в пору их президентства иногда превращало обычный металл в золото. Так может случиться и теперь, с народной помощью.

– Он дает привилегии любому штату, который вернется в Союз до первого января.

– Никто не вернется. Потому и война.

– Тогда какой в этом смысл – разве что разозлить бунтовщиков и, может быть, поднять волнения, которые ни к чему не приведут?

– Какой смысл? Смысл в самой сути такого решения. А суть его, как бы она ни была скрыта или какой бы компромиссной ни казалась, правильная. Она наконец-то даст нравственную основу этой войне. Мы и впредь будем сражаться за освобождение человеческих существ от цепей.

– Думаю, это принесет только еще больше проблем – и в армии, и вне ее.

Билли не изменил своего мнения и после этого разговора, когда пошел прогуляться в сумерках вдоль Потомака. Ему хотелось стряхнуть с себя и никак не проходящее отвращение, охватившее его при виде кровавой бойни у Энтитема, и растерянность из-за нового поворота в ходе войны. Поэтому он решил сосредоточиться на мыслях о Бретт. Под утесами протяжно и грустно заиграл горн – это был новый сигнал отбоя, впервые прозвучавший в Виргинии в июне или в июле. Кто сочинил эту мелодию и где, Билли не знал. Прощальный салют солдату.

Для кого она была написана, кого оплакивала? – думал он. И что умерло под росчерком пера Линкольна? Что родилось? Все эти вопросы вполне подходили к сгущавшейся осенней тьме.

Он долго стоял неподвижно, прислушиваясь к журчанию реки, знакомому шуму лагеря и к последним нотам печальной мелодии[29].

В Виргинии Чарльз показал Эбу «Опыт о человеке». Потрогав застрявшую в переплете пулю, потом саму книгу, тот спросил:

– Кто тебе ее дал?

– Августа Барклай.

– Помнится, ты говорил, что у тебя нет девушки.

– Это подарок от друга на Рождество.

– Вот как? – Эб снова коснулся пальцем пули. – Ну что ж, так или иначе, но тебя спасла вера, Чарли. Пусть это и не Евангелие, – (примерно раз в месяц в армии обязательно рассказывали чудесные истории о том, как какого-нибудь солдата спасла от пули его карманная Библия), – но тоже почти святая книга. – Он замолчал и после некоторой паузы добавил: – Ее же Поуп написал. Так что все закономерно.

Чарльз не улыбнулся, лишь покачал головой. Эб казался растерянным и печальным. Чарльз положил книгу обратно в нагрудный мешочек и, аккуратно затянув шнурок, спрятал его под рубашку.

К вечеру Купер позвал жену прогуляться, чтобы поговорить с ней.

Сгущались сумерки, на небе уже зажглись звезды, и полоса оранжевого света над Уиррелом становилась все у́же. Осенний ветер подметал Аберкромби-сквер, прогоняя лебедей на ночевку под ивами у пруда. Несколько листьев, уже сморщенных и порыжевших, кружили возле черного железного основания уличного фонаря.

– Они хотят, чтобы мы вернулись домой. Письмо пришло сегодня с почтой из Ричмонда.