Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

Во время отступления к уже и без того страшному полотну этой войны добавилась новая картина, которая навсегда впечаталась в его мозг, хотя он и не смог бы вспомнить, где это было. В один из дней он видел, как трое в серых мундирах, один совсем еще мальчишка с пеной на потрескавшихся губах, вонзали штыки в тела уже мертвых солдат Союза.

Какой-то подполковник, по виду явно бывший учитель или адвокат, а теперь просто один из окровавленных раненых, с трудом приподнялся с земли и протянул руку, моля о пощаде и надеясь на нее. Юноша с потрескавшимися губами первым вонзил в него штык – прямо в живот. Остальные ударили штыками в грудь, а потом все трое, пошатываясь, пошли дальше с довольными улыбками на пьяных лицах.

Именно этот эпизод убедил Чарльза в том, что война продлится дольше, чем кто-либо ожидал, и что в ней отныне не будет места вежливой церемонности, свидетелем которой он стал в тот далекий уже день, когда патрули федералов искали Гус и один из янки, лейтенант Прево, поверил ему на слово, как офицеру и выпускнику Вест-Пойнта, что женщины, которую они ищут, в фермерском доме нет. Джентльменское поведение исчезло вместе с вороными конями и храбрыми горластыми мальчишками, которыми он командовал той весной. Он и хотел бы ее помнить, но уже не мог, потому что все хорошие воспоминания вытеснил вид тех лошадей, разорванных в клочья снарядом, или этой серой троицы со штыками и безумными усмешками.

Кто победил, кто проиграл – да пошло оно все к черту, думал Чарльз, впадая в странное равнодушие, когда они с Эбом, найдя наконец друг друга, скакали мимо холмов Мэриленда в сторону Потомака в длинном потоке людей, растянувшемся далеко вперед и назад. Примерно в миле от них шел Второй Южнокаролинский, солдаты которого были относительно бодрыми, потому что во время сражения их держали в резерве на левом фланге.

Уже в лунном свете, недалеко от реки, они проезжали мимо каких-то пехотинцев, остановившихся отдохнуть. Один с едкой издевкой крикнул им:

– Спорю, вы, парни, и не видели толком той бойни со своих лошадок-то!

– Вот-вот, – поддержал его другой. – В кавалерии служить – это все равно что иметь страховой полис, по которому никто никогда бабло получить не сможет.

Эб побледнел, его глаза лихорадочно блеснули. Выхватив из-за пояса револьвер, он навел его на второго шутника.

– Эй, ты, полегче! – взвизгнул тот и бросился бежать.

Чарльз схватил Эба за руку и медленно, с силой опустил ее вниз, почувствовав, что друг дрожит.

На следующий день Чарльз стал таким же, как многие из тех, кто участвовал в этом великом сражении и вышел из него живым. Он не улыбался, почти не разговаривал, чувствуя, как сердце все сильнее сжимает глубокая тоска. Он делал все как обычно, выполнял приказы – но и только. А когда кто-нибудь спрашивал Эба Вулнера, почему у его друга такой отрешенный взгляд, тот отвечал:

– Он побывал в Шарпсберге. И он все еще там.

Глава 58

О сражении, которое в его армии называли Энтитемским, Билли в своем дневнике написал всего одну строчку:

Немыслимый ужас.

Это чувство начало одолевать его уже при приближении к тому, что стало полем боя. Инженеры обнаружили, что по дорогам Мэриленда очень трудно проехать, потому что они забиты санитарными повозками. Из повозок доносились звуки, которые Билли, конечно, уже слышал, но никогда бы не смог к ним привыкнуть.

Он видел дым и слышал выстрелы у Южных гор, но до верхней точки перевала Тёрнера смог добраться только с наступлением ночи пятнадцатого. Сигнал побудки поднял его батальон в четыре утра, а когда рассвело, они обнаружили, что остановились между телами убитых с обеих сторон. Даже мужчины с очень крепкими желудками не смогли удержать то, что съели на завтрак.