Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

– Командовать людьми, которым хочется двигаться в пятьдесят разных сторон одновременно, гораздо труднее. Со мной все будет в порядке. Я ценю своего коня и свою шкуру… именно в таком порядке.

– Боже, да у вас прекрасное настроение!

– Все дело в хорошей компании, Гус.

– Странно…

В очаге с треском вспыхнуло полено, и извилистый яркий свет метнулся по стенам кухни, плите, самодельным полкам с тарелками.

– Странно… – повторила она. – Я уже почти не морщусь, слыша это имя. Как вы и говорите, – она снова посмотрела на него и тут же отвела глаза, – дело в хорошей компании.

Они вдруг почувствовали уединенность этого дома и растущее влечение друг к другу. Чарльз скрестил ноги под столом. Августа начала суетиться с тарелками, вилками, ложками, смахивать крошки.

– Вы, наверное, смертельно устали… вам ведь пришлось проделать такой долгий путь?

– На оба вопроса – ответ «да».

Ему вдруг ужасно захотелось, чтобы в эту ночь в доме оказалась занятой только одна спальня. Но он не обнял ее – не из чувства приличия или страха получить отказ, хотя такое вполне могло быть. Его остановил предостерегающий голос из глубин подсознания, который он уже слышал прежде. Время и обстоятельства, которые свели их вместе, никак не подходили для романов.

– Думаю, мне лучше пойти спать. – Он встал из-за стола, чувствуя приятную усталость; все мышцы были расслаблены, по телу разливалось восхитительное тепло, на душе царил если не полный, но все же покой. – Чудесный был день.

– Да, чудесный. Спокойной ночи, Чарльз.

Подойдя к ней, он наклонился и осторожно поцеловал ее в лоб.

– Спокойной ночи. – Потом развернулся и пошел в отведенную ему комнату.

Целый час он лежал без сна под стеганым одеялом и ругал себя. «Я должен был обнять ее, ведь она тоже хотела этого – я же видел по ее глазам…» Он отбросил одеяло. Быстро подошел к двери. Прислушался к тишине ночного дома, нарушаемой легкими шорохами и поскрипываниями. Протянул пальцы к дверной ручке. Выругался и вернулся в постель.

Проснулся он с сильно бьющимся сердцем и ощущением тревоги. Из коридора доносился какой-то шум, не похожий на обычные звуки спящего дома. В щели под дверью пробивалась полоса света. Чарльз вскочил с постели и, как был босой и в ночной рубашке, распахнул дверь. Августа Барклай, во фланелевой ночной сорочке с открытым воротом, стояла возле лестницы на чердак, к чему-то прислушиваясь; ее светлые волосы были заплетены в косу.

– Что случилось? – спросил Чарльз.

Она быстро прошла по коридору, держа в одной руке старую винтовку, в другой – фонарь.

– Я услышала что-то снаружи.

Говоря это, она остановилась рядом с Чарльзом. Он отчетливо увидел ее соски, проступавшие под мягкой тканью. Сдержанность и здравый смысл покинули его. Он положил правую ладонь на ее грудь и наклонился, вдыхая ночное тепло ее кожи и волос.

Августа прижалась к нему, закрыв глаза и приоткрыв губы. Он нежно поцеловал ее… И тут раздался стук в заднюю дверь.

– Что вы со мной делаете, Чарльз Мэйн… – Она резко отстранилась.

Стук стал громче, и сквозь него прорвался настойчивый голос Вашингтона. Чарльз вернулся в спальню, взял револьвер и следом за Августой побежал к задней двери, где они увидели обоих негров, явно смущенных.

– Вы уж простите великодушно, что беспокоим вас посреди ночи, миз Барклай, – сказал Вашингтон. – Только там, на дороге, что-то уж очень неспокойно.

Прислушавшись, Чарльз различил скрип колес, топот копыт и раздраженные мужские голоса.

– Войдите в дом и заприте дверь, – сказала Гус, махнув винтовкой, потом поставила фонарь на пол и подняла оружие на изготовку.

Чарльз прошел к окну через темную гостиную и прижал лицо к стеклу, вглядываясь в полумрак ночи.

– Я заметил буквы «КША»[19] на двух повозках, – сообщил он, вернувшись. – Они движутся в сторону Фредериксберга. Вряд ли они нас потревожат.