Панцирь великана - Томас Энсти (1884)

– Ты! – вскричали все, причём дядюшка Соломон заметил, что молодые люди очень поумнели с тех пор, как он был молод.

– Да! это письмо, адресовано ко мне… видите на конверте стоит: М-р Ашбёрн, имени не обозначено, Марку или Мэтью Ашбёрну. Это письмо от… от одной издательской фирмы, – продолжал несчастный Марк, отрывистым тоном… – Я послал ей два своих романа: один называется «Дочь-красавица», а другой «Звонкие колокола», и их отказываются напечатать, вот и все.

Это известие произвело «сенсацию», как выражаются репортёры. Марта засмеялась кисло и пренебрежительно. Кутберт глядел так, как если бы имел многое что сказать, но воздерживался из братского сострадания. Одна Трикси попыталась было пожать руку Марка под столом, но ему тяжело было в настоящую минуту всякое выражение симпатии и он нетерпеливо оттолкнул её и она могла только с состраданием глядеть на него.

Миссис Ашбёрн трагически застонала и покачала головой: в её глазах молодой человек, способный писать романы, был погибшим человеком. Она питала спасительный ужас ко всяким фантазиям, так как принадлежала к диссентерам[8] строгой старинной школы и их предубеждения крепко засели в её тупом мозгу. Её супруг, лично не имевший никаких определённых взглядов, был всегда одинакового с ней мнения, но все они предоставили м-ру Лайтовлеру быть выразителем семейного здравого смысла.

Он признал в настоящем случае на помощь всю горечь сатирического ума, какая была у него в распоряжении.

– Вот и все, неужели? и этого вполне достаточно, полагаю. Итак, это звенели бубенчики на вашей дурацкой шапке?

– Если вам угодно посмотреть на это с такой комической точки зрения, то это ваша воля, – отвечал Марк.

– И вот как вы готовитесь в адвокаты? вот как вы преодолели вашу страсть к бумагомарательству? Я затратил на вас свой капитал (он имел обыкновение выражаться так, как если бы Марк был какое-то недвижимое имущество), я дал вам хорошее образование и всё затем, чтобы вы писали романы, которые вам «с благодарностью» возвращают назад! Вы бы могли заниматься этим и не получив университетского образования.

– Нет ни одного знаменитого писателя, которому бы сначала не возвращали его произведений, – сказал Марк.

– Прекрасно, – торжественно произнёс дядя Соломон: – если это так, то вы можете себя поздравить с блистательным началом. Надеюсь, что ты очень всем этик довольна, Джен?

– Бесполезно говорить, – отвечала она, – но это чёрная неблагодарность за все твои добрые старания.

– Но ведь литературой можно зарабатывать большие деньги, – оправдывался бедный Марк.

– Я всегда думал, что басня о собаке и тени написана про глупых фатов и теперь убедился в этом, – сказал дядюшка Соломон, раздражительно. – Ну, слушай, Марк, что я тебе скажу в последний раз. Брось все эти пустяки. Я сказал, что приехал переговорить с тобой, и хотя ты и обманул мои ожидания, но я не отступлюсь от своего; когда я видел тебя в последний раз, то подумал, что ты стараешься собственными усилиями выйти в люди и изучаешь законоведение. Я подумал: – помогу ему в последний раз. Кажется, что всё это была одна пустая болтовня, но я всё-таки помогу тебе. Если ты сумеешь воспользоваться этим – тем лучше для тебя, если нет – тем хуже: я отрекусь от тебя навеки. Посвяти себя исключительно законоведению и брось свою школу. Я найму тебе квартиру и буду содержать тебя до тех пор, пока ты не составишь себе карьеры. Но только помни одно: прочь бумагомарательство раз и навсегда, и чтобы я больше о нем не слыхал. Согласен, или нет?