Медный всадник - Полина Саймонс (2001)

И проспала двадцать четыре.

Семьдесят шесть дней просидела на скамейке у пирса, под крики чаек глядя на восток, мимо залива, мимо Финляндии, на Советский Союз.

Семьдесят шесть дней…

Они с Александром планировали остаться в Стокгольме на весну, ожидая, пока придут документы из госдепартамента. Двадцать девятого мая они отпраздновали бы в Стокгольме его двадцать четвертый день рождения.

Суровость Стокгольма смягчило наступление весны. Татьяна покупала желтые тюльпаны, ела свежие фрукты прямо с лотков рыночных торговцев и мясо: копченую ветчину, свинину и колбасу. И мороженое. Лицо зажило. Живот рос. Она подумывала остаться в Стокгольме, найти больницу, которая взяла бы ее на работу, родить ребенка в Швеции. Ей нравились тюльпаны и горячий душ.

Но чайки жалобно всхлипывали над головой.

Татьяна так и не добралась до церкви Риддерхольм, шведского Храма славы.

Наконец она поехала на поезде через всю страну, в Гётеборг, где без труда спряталась в трюме одного из шведских торговых судов, отправлявшихся в английский порт Харвич в составе вооруженного конвоя. Поскольку Норвегия была оккупирована немцами, существовала опасность воздушных налетов: недаром в Северном море каждый день топили суда. Нейтральная Швеция не желала подобных инцидентов. Татьяне они тоже были ни к чему.

Плавание прошло спокойно. Они пришвартовались у английских берегов, и Татьяна поездом с удивительно удобными сиденьями добралась до Ливерпуля. Из чистого любопытства она купила билет первого класса. Наволочки на подушках были белыми. Хорошо бы ехать в таком поезде в Лазарево, после похорон Даши…

Она провела две недели в неуютном индустриальном Ливерпуле и наконец нашла судоходную компанию под гордым названием «Белая звезда», суда которой раз в месяц отправлялись в Нью-Йорк. Однако обнаружилось, что для проезда требуется виза. Татьяна купила билет второго класса и поднялась на борт. Когда молодой юнга спросил у нее бумаги, Татьяна показала свои дорожные документы из Красного Креста. Юнга сказал, что нужна виза. Татьяна призналась, что у нее нет визы. Тогда он спросил паспорт. Татьяна ответила, что и паспортом не обзавелась. Юноша засмеялся и сказал:

– В таком случае, крошка, вы никуда не плывете.

– У меня нет ни визы, ни паспорта, зато есть пятьсот долларов, которые вы получите, если пропустите меня на борт, – выдавила Татьяна, закашлявшись. Она знала, что пятьсот долларов – огромная сумма, годовое жалованье простого матроса.

Юнга мигом взял деньги и провел ее в маленькую каюту в чреве корабля. Татьяна немедленно легла на верхнюю койку. Александр как-то сказал ей, что занимал верхнюю койку в Павловских казармах. Чувствовала она себя ужасно. На ней был белый медицинский халат, тот, что ей выдали в Хельсинки. Старый давно на нее не налезал, и даже этот с трудом застегивался на животе.

В Стокгольме Татьяна нашла прачечную, где можно было постирать халаты и имелись такие странные штуки, называемые tvatt maskins и tork tumares, куда можно было бросить деньги, и полчаса спустя одежда выходила сухой и чистой: ни многочасового стояния в холодной воде, ни стиральных досок, ни мыла. Только и оставалось, что сидеть и наблюдать за машиной.

Сидя и наблюдая за машиной, Татьяна вспоминала тот последний раз, когда вместе с Александром занималась любовью. Он уходил в шесть вечера, а они встали с постели примерно в пять сорок пять. Как раз осталось время, чтобы одеться, поцеловать ее и выскочить за дверь. Когда они занимались любовью, он лежал на ней, а она не отрываясь смотрела ему в лицо, обнимала за шею, кричала и молила не останавливаться, не кончать, потому что, когда он кончит, должен будет уйти. Любовь. Как там говорят в Швеции?..

Karlek.

Jag alskar dig, Александр.

И пока стиральная машина крутила ее чулки и халат, Татьяна тихо радовалась, что смотрела в лицо Александра, когда они занимались любовью.