Дитя огня - Юлия Крён (2012)

Когда лодка отплывала, Арвид встретился взглядом с Вильгельмом. На лице графа появилась слегка измученная улыбка, с которой он часто смотрел на Арвида, видя в нем себя в монашеской рясе, но она быстро исчезла, и в его взгляде вдруг промелькнула досада, причину которой Арвид не смог определить. Может быть, она свидетельствовала о страхе перед Арнульфом, а может, граф был просто недоволен тем, что должен переправляться через Сомму, вместо того чтобы уйти в монастырь, и служить своей земле, вместо того чтобы заботиться о спасении души.

Но Вильгельм отогнал от себя досаду. Он отвернулся и устремил взгляд на остров.

Лодка все отдалялась, и хотя клубы тумана скрывали графа не полностью, он, казалось, растворился в серой пелене и был уже не высоким сильным мужчиной, а лишь тенью самого себя. Арвид отвел глаза.

С тех пор как между Вильгельмом и Арнульфом началась вражда, прошло три года. Три года Арвид не видел Матильду. Три года он, дрожа от холода, провел в ожидании окончания битв или бесполезных переговоров, влекущих за собой лишь новые битвы. Воины согревались в пылу сражений, но в Арвиде молитва не могла разжечь такое пламя.

Раньше Арвид чувствовал себя пленником Вильгельма, а теперь находился в плену у самого себя. Такие дни, как этот, когда он оказывался брошенным в холодный мир, с интригами которого не хотел иметь ничего общего, юноша воспринимал как наказание. Наказывал он себя за ночь с Матильдой или за тоску по ней, Арвид и сам не знал. В любом случае он много молился – за себя, за Вильгельма, за… нее, и сейчас тоже невольно начал бормотать стихи одного из псалмов.

– Я должен был отправиться вместе с ним, – сказал Бернард Датчанин, который стоял недалеко от Арвида.

– Вильгельм потребовал, чтобы его сопровождали только простые воины, – ответил чей-то голос.

– Сейчас лодка причалит к берегу. Хорошо, что на острове нет деревьев и мы сможем все увидеть.

Арвид вновь поднял голову. Казалось, что пелена из тумана и пара развеялась, и за ней можно было различить не только Вильгельма, но и Арнульфа, который вместе со своими воинами тоже причаливал к берегу. Он вылез из лодки не сразу, а когда наконец ступил на твердую землю, то пошатнулся. Либо он и вправду не мог ходить, либо же искусно притворялся. Несомненно было лишь одно: Арнульф производил впечатление довольно старого человека.

Значит, это и был мужчина, который принес графу столько забот и бессонных ночей. Мужчина, который захватил Монтрей, под натиском Вильгельма оставил его, а потом, сгорая от гнева, долго отказывался заключать мир.

И все же три года без побед, но с многочисленными жертвами способны охладить даже самую пламенную клятву мести.

Вильгельм тоже спрыгнул на землю – более ловко, чем Арнульф, но со сгорбленной спиной.

– Зачем он это делает? – в ярости спросил Бернард.

Арвид не сразу понял, что он имеет в виду, и лишь спустя некоторое время увидел, что Вильгельм сошел на остров один, а его воины остались в лодке. Очевидно, граф хотел доказать Арнульфу искренность своего желания заключить мир.

Арвид ему верил, ведь Вильгельм всегда первым опускал оружие и поднимал его вновь только потому, что знал: иногда, чтобы добиться чего-нибудь, одной лишь надежды бывает мало.

Почему же именно в этот день надежда сделала его столь легкомысленным?

Арвид ощущал, как среди ожидающих воинов нарастает напряжение. Он и сам невольно подступил ближе к берегу, несмотря на то что его ноги глубоко проваливались в грязь. Его охватила дрожь, вызванная не холодом, туманом и сыростью, а плохим предчувствием.

Послушник не сводил глаз с Арнульфа и Вильгельма. Сначала они спокойно беседовали, потом вроде бы обнялись. До воинов не доносилось ни слова, но туман рассеивался все больше, а с ним исчезали и серые тучи. Сквозь них пробился луч солнца, неожиданно сильный и теплый, и окутал далекий остров ярким приветливым светом.