Дитя огня - Юлия Крён (2012)

Внезапно Арвида охватило чувство, которого он не знал до сих пор, – сострадание. Он ощутил единение, порожденное их с Вильгельмом общей тоской по душевному покою и избавлению от внутренних противоречий.

– Ты можешь пойти с ними, – нарушил тишину граф.

– С кем? – в недоумении спросил Арвид.

– С монахами из Пуатье. В Жюмьежский монастырь. Я знаю, что ты, как и я, мечтаешь жить там. Но тебе, по крайней мере, не придется ждать этого долгие годы…

Раньше Арвид надеялся услышать эти слова и злился из-за того, что они не звучали и что Вильгельм, казалось, не видел, какие страдания причиняет послушнику пребывание в замке, а может быть, и видел, но не хотел дарить ему то, чего был лишен сам. Теперь послушник просто не мог принять такой подарок: прежде всего, он чувствовал, что недостоин этого. Он слишком много выпил, подрался с Йоханом, совершил распутство с Матильдой и не раскаялся во всем этом. И именно сейчас, когда у него накопилось столько же грехов, сколько грязи под ногтями у крестьянина, он должен вернуться в Жюмьежский монастырь и принести обет?

– Я останусь с вами, – быстро ответил Арвид, боясь, что может передумать.

Лицо Вильгельма прояснилось, и угрызения совести стали мучить юношу еще больше. Очевидно, граф был уверен, что послушник подавляет свое истинное желание из преданности ему, а не от презрения к самому себе. Но, возможно, именно поэтому он мог дать Вильгельму то, чего не смог предложить Матильде и отсутствие чего наверняка и стало причиной ее бегства из Руана, – сочувствие, не запятнанное смущением, нерешительностью, сожалением, страхом перед самим собой и безудержной яростью, вызванной этим страхом.

Сбежала. Матильда снова сбежала.

Он считал, что во время свадебного торжества легко сможет подобраться к девушке и, воспользовавшись ее странным поведением, выманить ее из замка.

Все было продумано, цель находилась у него перед глазами, в воздухе витала надежда на то, что, после того как он выполнит распоряжение Авуазы, его жизнь изменится к лучшему. Но в итоге он, как и в Лион-ла-Форе, потерпел неудачу.

Тогда Матильду спас Арвид, а сейчас – этот воин, Йохан. Теперь она уехала в Байе или Фекан, а там схватить ее не удастся. Это было бы слишком опасно. Оставалось только ждать – недели, месяцы, а может быть, и годы.

Аскульф яростно топнул ногой.

Это ожидание не имело ничего общего с напряжением хищника, подстерегающего добычу, с нервной щекоткой, которую он при этом чувствует, с желанием затянуть нити потуже – оно предвещало лишь безделье и скуку.

Они двигались дальше на запад и наткнулись на отряды противника, а повернув назад, снова чуть не встретили врагов. Тогда они убежали вглубь страны, несколько недель мерзли под темными кронами деревьев и наконец вернулись к побережью. Врагов там не оказалось, но надеяться на то, что так будет всегда, не приходилось.

– Возвращаемся на восток, в сторону Нормандии, – приказала Авуаза.

Вскоре начался дождь, серой стеной отделивший от них море. Когда они прибыли в Котантен, западную провинцию Нормандии, впервые за много лет оставив Бретань, солнце все еще не показалось. Авуаза не обращала внимания ни на сырость, ни на чужую землю. В Котантене было много язычников.

Солнце так и не вышло из-за туч, но дождь закончился, воздух стал чище, а вид моря успокоил женщину, хоть и не придал ей сил. Долгий путь и постоянный голод измучили ее, и она чувствовала полное изнеможение. Даже если вслух Авуаза упорно утверждала обратное, она не могла вечно ждать, что положение дел изменится к лучшему.

Когда ее люди кое-как соорудили вал, к ним после долгих скитаний наконец присоединился Аскульф. У него тоже были впалые щеки, а от перенесенных невзгод он как будто стал у́же в плечах. Когда он пришел к Авуазе за новым распоряжением, у него слипались глаза.