Дитя огня - Юлия Крён (2012)

Проходил час за часом, наступила ночь, потом день, потом снова ночь. Матильда уже не чувствовала ног, не ощущала холода и знала лишь одно: она не одинока, Арвид где-то рядом. Да, она его не видела и не слышала, но могла представить, что он просто ненадолго отошел, чтобы поохотиться или найти сухие ветки. Скоро он вернется, разведет огонь и будет жарить мясо.

В какой-то момент Матильда ослабела настолько, что ей даже почудился запах дыма. Она все еще не видела и не слышала Арвида, но чувствовала, как его теплые руки согревают ее измученное тело. Девушка прижалась к нему и уснула в его объятиях, а когда снова проснулась, у нее перед глазами появились видения, и она не знала, были это обрывки сна или отголоски прошлого. Одни наполняли ее радостью, другие внушали ужас.

На рассвете Матильда поднялась и продолжила свой путь. Теперь она слышала шаги Арвида, идущего рядом, его дыхание и стук его сердца. В глубине души девушка понимала, что все это ей только кажется, но без этого самообмана она бы умерла.

Однажды до нее донесся не только шелест ветра, но и шум прибоя. Свет стал ярче, а за деревьями показалось не только широкое небо, но и море.

Человек, живущий на побережье, чувствовал себя одиноким и подвергался опасности. Море приносило воинов с севера и не могло предложить ничего, кроме бескрайних просторов. Но именно поэтому здесь уединялись набожные люди, которые опасностям и одиночеству противопоставляли веру. Где-то неподалеку они и возвели монастырь Святой Радегунды.

Матильда была уверена, что должна идти на восток. Откуда появилась эта уверенность, девушка не знала. Возможно, это внушил ей Арвид, который все еще сопровождал ее, а может быть, она шла совсем не на восток, а ходила кругами, не замечая этого из-за усталости и бессилия. Во всяком случае, она могла идти и была жива, и в какой-то момент вдали показался дом из камня – признак того, что здесь есть не только люди, но и Бог.

Матильда споткнулась, упала и некоторое время лишь молча смотрела на здание. Потом она нащупала кожаный мешочек, который носила на груди, развязала его и с облегчением убедилась, что его содержимое – пергамент, подтверждающий, что ей принадлежит земля в окрестностях Эвре, – не пропало. Этот подарок Герлок был пропуском Матильды в дом из камня.

Девушка сложила руки для молитвы. За это чудесное спасение ей следовало бы возблагодарить Бога, ведь глубоко внутри она знала: это Он привел ее сюда, а не Арвид. Но Матильда не могла молиться всем сердцем. Всем сердцем она могла только сожалеть о том, что не поговорила с Арвидом в ту ночь в сарае, не посмотрела ему в глаза после смерти Вильгельма, так и не поблагодарила его за то, что он дважды спас ей жизнь, и не призналась ему в любви. А ведь она его любила, если любить – значит думать о человеке в последнее мгновение своей жизни. Когда над Матильдой склонился Аскульф, когда она чуть не утонула в ручье, когда блуждала по лесу, она думала об Арвиде.

Тем не менее она не умерла, а значит, те мгновения были не последними. Она будет жить дальше, жить в монастыре, но только если оставит любовь к Арвиду здесь, на побережье, и не возьмет ее с собой за ворота обители.

Желудок Матильды свело от голода, губы пересохли и потрескались от жажды. В небе над головой кружили чайки. Попрощавшись с Арвидом, девушка заплакала.

Мартин, аббат Жюмьежского монастыря, во многом отличался от Годуэна: он больше внимания уделял удобствам, строже относился к братьям и строил более честолюбивые планы. Однако слов Мартин не любил: он говорил мало сам и требовал того же от других.