Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы - Виктор Топоров (2016)

Круг крест-накрест на двух гвоздях, —

Над твоею прибитый дверью,

Означает всего лишь страх.

Я не знала – а что я знала?

Я и в камне была горда.

Никогда еще не летала

Я отсюда – и в Никуда,

Никогда!

6

Никогда! никуда! ни за что! я тебя не стою,

Я тебя не пущу! я пускал их – стаю

За стаей – в небо, как это называлось сперва.

Мрамор – душу в него – поштучно,

Чуть поплакав; потом – поточно,

Плача ручьями… снова не те слова!

Я забыл Галатею. Вы с ней

Тёзки, вы тёски моей. Не то!

Я, Галатея, тебя… Я в жизни

Не был сильнее – не знаю, что!

Галатея, все эти годы…

Этими изуродованными руками…

Получались одни уроды…

Я искал камень…

Свой камень!

7

– Галатея!

– Я улетаю!

– Я лечу.

– Я теперь не сумею.

– Я лечу.

– Я пускал их стаю.

– Улетаю.

– Нет, Галатея!

– Галатея…

8

– Я не слышу тебя отсюда.

Небо вроде ночного сада,

Только больно уж он велик,

Больно степи внизу протяжны,

Больно важные снизу тяжбы,

Больно только пока не в крик.

Я не слышу тебя отсюда.

Небо вроде ночного сада.

Я не слышу, но слушать буду.

Буду или уже не надо?

Я не слышу тебя отсюда.

Я ее слышу, но слушать буду.

Чудо длится, покуда чудо.

Небо вроде ночного сада.

«Даже Вам, из города Ростова…»

Даже Вам, из города Ростова,

Не скажу чего-нибудь простого.

Упиваясь низменным и выспренним,

Оставаясь званым, да не избранным.

Сложности повсюду, как бы сложности

И дела как бы великой важности.

И губам не достает возможности.

И словам не достает протяжности.

Ярость – неотхлынувшая, темная —

Все еще кидает на скоромное.

Робость – у чужого муравейника —

Превращает паладина в пленника.

Важности повсюду, как бы важности

И дела как бы великой сложности.

И словам не достает протяжности.

И губам не достает возможности.

Колодец

Колодец, где стоячая вода

Артачится в глухом вихревороте,

Куда не пробомбитесь вы, когда

Не вы начнете то, что вы начнете.

Колодец, где настояна полынь

На неизменном запахе железа,

Куда свалиться разве что с луны,

Куда забраться разве только если.

Что спьяну, – где такие лишаи,

Что ни испить, ни с толком утопиться,

Где гасят на ночь песенки свои

И свет с ладошки лижут у сестрицы,

Колодец, где такие лешаки

Стоят у поворотного устройства,

Что ни с ума, ни с жиру, ни с тоски

Немочно раскачаться на геройство,

Где гадины, дохлятина и гнусь

Заполонили полые объемы.

Колодец, чье названье не берусь

И прошептать, настолько незнакомо

Покажется исконное словцо.

Где осень отсыпается (откуда

Здесь быть лесам?), где каждое лицо

Двоится, как расколотое блюдо,

То пряча, то выпячивая не-

Красоту, не-святость, не-невинность,

Колодец, где я столькое на дне

Похоронил, что сдохну, а не сдвинусь, —

Колодец это лодка: можно плыть,

Не поспешая, в деревянном срубе,

Где стены от усталости теплы,

А зимы – выносимы, – пусть не в шубе,

Зато в толпе, – колодец, где никто

Наверх не рвется (в черную воронку

Невиданного неба), а зато

Заводит – кто собачку, кто ребенка,

Кто девочку – чтоб лечь наискосок,

Кто мальчика – в пятнашки или в шашки.

Кто домик из отодранных досок,

Кто парус из подхваченной бумажки.

Кто обезьянник, кто молитвослов.

Кто спички отсыревшие, кто порох,

Оставшийся от прежних драчунов, —