Страх надежда и хлебный пудинг - Секстон Мари

Внезапно я почувствовал себя глупо. Как я мог дожить до своих лет и почти ничего знать о такой распространенной вещи, как роды? Медсестра улыбнулась мне прежней улыбкой – веселой и снисходительной – и похлопала меня по руке.

– Все будет хорошо. Не волнуйтесь.

Смирившись со своим невежеством, я снова сел.

Это была длинная ночь.

«Хэллоуин» закончился, и начался какой-то плохо сделанный сиквел. Схватки у Тейлор стали сильней. Периодически заходили медсестры, чтобы проверить раскрытие матки.

– Ну, – около часа ночи сказала одна из них, – вот и десять! Девочка, пора начинать!

Судя по всему, десять было волшебным числом. Активность в палате стала более оживленной. Но суматохи, однако, не наблюдалось. Медсестры были слишком опытными, чтобы паниковать. Они разобрали нижнюю часть кровати и усадили Тейлор так, как по моим ожиданиям она должна была сидеть всю дорогу – с поднятыми на специальных подставках ногами. Волнуясь и остро ощущая ее уязвимость и наготу, я держался ближе к ее голове, чем к ногам.

Пока я очень старался никому не мешать, в палату без церемоний зашла врач и села на табурет между ног Тейлор.

– Итак, Тейлор, с этого момента начинается настоящая работа. Ты готова?

По правде говоря, Тейлор выглядела так, словно находилась на грани слез.

– Нет, – всхлипнула она.

Врач, словно не услышав ее, улыбнулась и похлопала ее по колену.

– Хорошо. Я хочу, чтобы на следующей схватке ты начала тужится – изо всех сил, как тебя учили на подготовительном курсе.

О черт! Начинались потуги – то, что я ждал. Я неуклюже выхватил телефон, твердо уверенный, что откладывал звонок слишком долго, и папа пропустит появление ребенка на свет.

– Алло? – Его голос был сонным и сиплым. Очевидно, я его разбудил. Что было неудивительно, если учесть, который был час.

– Она тужится. Значит, все скоро случится?

– Мы приедем как можно быстрей.

Я положил трубку. У Тейлор только что закончились первые потуги. Ребенок не появился.

Я выдохнул. Было бы ужасно пропустить этот момент, потому что я разговаривал по телефону.

Через минуту она стала тужиться снова. Я ждал, практически не дыша, пока она старалась произвести ребенка на свет.

Ничего.

Ладно, подумал я. Все, вроде, спокойны. Паники нет. Я прикусил язык и дождался следующей схватки. Тейлор начала тужиться. Потом еще раз. И еще.

Ребенок по-прежнему не выходил.

Я забеспокоился. В кино роженицам обычно хватало трех-четырех потуг, разве нет? Что-то явно было не так. Возможно, врач просто разыгрывала невозмутимость, чтобы Тейлор не волновалась.

Снова пошли потуги. Мое беспокойство сменилось жалостью к Тейлор. В реальности роды были куда более долгими и выматывающими, чем их показывали в кино. Тейлор потела, ее волосы, обычно аккуратно причесанные, спутались и повлажнели, глаза налились кровью, а побелевшие губы стали сухими.

– Я не могу, – выдавила она между схватками. – Не могу.

Врача с медсестрами это ничуть не смутило. Они по-прежнему улыбались и поглаживали ее по руками и коленям.

– Можешь. Осталось совсем чуть-чуть.

Осталось совсем чуть-чуть.

Они повторяли это снова и снова. Осталось чуть-чуть. Но по мере того, как шли потуги и утекали минуты, я стал понимать, что для них эти слова значат не то, что для нас. «Тебе предстоит длинный путь, но мы не хотим, чтобы ты испугалась», – вот, что на самом деле имелось в виду.

Мне сообщили, что приехал отец, и я вышел встретить его в коридор, где, внезапно почувствовав себя маленьким, крепко обнял его. Я никогда еще не был так рад его видеть. Жаль, нельзя было занять у него чуть-чуть сил. Грейс, которая стояла поодаль, выглядела испуганной, но смотрела с надеждой.

– Это самая бесконечная ночь в моей жизни, – сказал я отцу, продолжая его обнимать.

– Так только кажется. Ты и оглянуться не успеешь, как все завершится.