Надежный тыл - Весела Костадинова

— Думаешь, я этого не знаю? — тихо произнёс он, но в его голосе звенела стальная нота. — Думаешь, я не вижу этого каждый день? Этих масок, этих пустых улыбок? Я всё это знаю, Алина. Но, видимо, это была цена. Цена за то, чтобы построить то, что я построил. Чтобы обеспечить семью, компанию, стабильность.

— И что? Это стоило того? — я прижала эскизы к груди, смотря на него с вызовом. — Ты всё это выстроил, но в итоге остался один. Живёшь в служебной квартире, семьи у тебя нет, а единственный человек, кто по-настоящему рядом — твоя дочь, которая каждую ночь плачет от боли. Где эта стабильность, Даниил? Где семья? Где то, ради чего ты всё это терпел? Ты даже компанию сейчас потерять можешь!

— Больно кусаешься, маленькая сука, — зло ответил он.

— Учитель хороший, — я глаз не отвела.

Он откинулся в кресле, прищурившись, словно оценивая меня заново. Его лицо было напряжённым, но в уголке губ мелькнула горькая усмешка.

— А ведь ты даже не боишься меня, — сказал он тихо, но в его голосе всё ещё чувствовался гнев. — Все боятся, Лин. Все. А ты… ты стоишь здесь, бросаешь мне в лицо мои же слова, мои ошибки, мою жизнь. И при этом даже не дрогнешь.

— Не боюсь, — подтвердила тихо, осознав, наконец, отчего мне стало так больно в груди. — Потому, Даниил, что ты использовал меня ровно так же, как я — тебя. Сделал из меня мишень для ненависти, отведя ее от себя. И если меня будут убивать этой самой ненавистью, ты, как и я в твоем случае, просто честно отвернешься, забыв обо мне через пару, тройку минут.

Его взгляд стал жёстче, но в нём уже не было злости. Скорее, это была смесь усталости и какой-то странной печали. Он долго молчал, а затем медленно выдохнул, сцепив пальцы на столе.

— Ты права, — наконец произнёс он, почти шёпотом. — Я использовал тебя. Так, как использовали меня. Так, как я использовал себя самого все эти годы. И знаешь, что самое страшное? Я даже не заметил этого. Пока ты не сказала.

Мы оба молчали, словно слова потеряли смысл, словно любой звук мог разрушить хрупкое равновесие, которое установилось в комнате. Его признание застряло где-то между нами, как заноза, которую нельзя ни вынуть, ни оставить.

Мне следовало уйти. Встать, оставить эскизы на столе, пройти мимо пустого рабочего места секретаря, которая уже ушла домой. Найти чистый лист бумаги, написать заявление по собственному желанию и поставить точку во всём этом.

Зоя была права — нужно быть честной хотя бы сама с собой.

Выйти из этого кабинета, оставить за спиной всё, что связывало меня с Даниилом и этой историей, которая уже давно перестала быть романтической. Шагнуть в морозную ночь, где снежинки падали на землю, укрывая город белым покрывалом, словно пытаясь смягчить острые углы.

Позволить холодному ветру теребить волосы. Потому что холод, который был снаружи, всё равно не мог сравниться с тем, что я чувствовала внутри.

Но вместо этого я стояла на месте, сжимая в руках свои эскизы, словно они могли дать мне ответы на вопросы, которые я даже не знала, как задать и кусая губы.

— Почему ты не уходишь? — наконец спросил он, поднимаясь из-за стола, нарушив тишину и подходя ближе, очень близко. Его голос был тихим, почти усталым, а рука едва заметно дотронулась до моей щеки. Это прикосновение было почти невесомым, но этого хватило, чтобы дыхание сбилось, а мысли смешались в хаосе. Я почувствовала, как внутри всё напряжение, накопленное за этот вечер, стало стягиваться в тугой узел. Его рука задержалась на мгновение, будто он не был уверен, стоит ли ему продолжать.

— Не знаю… — мой голос прозвучал так тихо, что я почти не услышала своих слов. Но он услышал. Его взгляд стал мягче, но в то же время в нём появилась какая-то глубина, словно мои слова открыли что-то важное, что он давно пытался понять.

Пальцы скользнули по лицу, к виску, задели волосы, чуть погладив пряди, опустились к подбородку, заставив поднять лицо и заглянуть в карие глаза.