За решеткой - Никки Джеймс

Поскольку я уже был на полпути к безумию, когда дело касалось Бишопа, я остался на месте и снова комфортно прислонился к двери его камеры.

— Так откуда ты родом? Изначально.

Бишоп посмотрел на меня со своего места на краю кровати, словно вопрос удивил его не меньше, чем мое решение остаться и задать его. Он встал и подошел к другой стороне стального барьера, прислонившись к нему в такой же позе.

— Севернее Остина. Округ Уильямсон. Маленький город под названием Джорджтаун. Слышал о таком?

Я покачал головой.

— Я недавно переехал в штат, всего месяц назад. Я знаю Остин, но не то, что вокруг. Это далековато отсюда, да?

— Примерно три с половиной часа в дороге, плюс-минус.

— Оттуда твоя бабушка приезжает навестить тебя?

Бишоп помедлил, поджав губы так, что они побелели. Похоже, он, как и я, не хотел делиться личным.

— Да. Мой брат, Джален, возит ее каждую неделю.

— Он не заходит внутрь для визита?

— Нет, — то, как отрывисто он произнес это слово, предостерегло меня не задавать дальнейших вопросов.

— Она знает, что ты рисуешь?

Взгляд Бишопа скользну к портрету над кроватью.

— Да. Поэтому она приносит мне фотографии. Чтобы я мог запомнить и привнести в эту комнату немного жизни.

— Что на фотографиях?

— Дом. Места, в которые мы раньше ходили. Наш старый район. Ее сад. Иногда дом. Любое, что покажется ей важным на этой неделе. Она везде берет с собой камеру и накануне визита ко мне распечатывает снимки. В последнее время многое повторяется. Ее разум уже не тот, что прежде, и она забывает, что уже фотографировала новый дом культуры или уже три визита подряд показывала мне свой умирающий куст роз. Неважно. Она делает это с тех пор, как меня посадили. Говорит, что делает это для меня, но думаю, для нее это тоже способ справиться.

— Ты воссоздаешь эти снимки на стенах?

— Да. Некоторые из них. Более абстрактно, чтобы все вместить, но смысл в этом. Это дарит мне ощущение дома.

В его тоне звучали тоскливые нотки, и мое сердце сжалось. Его взгляд бродил по множеству угольных рисунков, мысли дрейфовали где-то далеко. Я не стал рушить момент и воспользовался этим шансом понаблюдать за ним. Его подбородок покрывала густая черная щетина, и я знал, что скоро этих ребят поведут к парикмахеру. В настоящее время в 12 корпусе не разрешались бороды. Дурацкие вечно меняющиеся правила.

Когда Бишоп поднял руки и потер старый шрам, рассекавший ладонь, я нахмурился. Я хорошо знал его тело. Я много раз видел его голым и, виновен по всем пунктам, запомнил его. Он был бесспорно привлекательным, и та тайная часть меня, неспособная игнорировать красивого мужчину, подмечала каждый изгиб, угол и отметину на коже.

У него было два шрама. Оба померкли и сделались почти невидимыми. Один на руке, второй на ладони. Мои собственные шрамы екнули в знак сочувствия, и мне захотелось потрогать их и вспомнить, что их вызвало.

— Что случилось? — спросил я, не сумев отвести взгляд от побледневшего шрама.

Бишоп замер. Его огромное тело напряглось, но он не ответил на мой вопрос.

Что-то не давало мне покоя, пока мы оба смотрели на его ладонь с отметиной. Словно маяк, который я не мог рассмотреть, словно идея, которую я не мог переварить... я щурился и дергал эту ниточку в своей голове, пытаясь вытащить на поверхность. Что бы ни маячило на окраинах моих воспоминаний, это было слишком туманным и искаженным.

Треск рации заставил мое сердце подскочить к горлу.

— Ищем 26903. Не хватает пересчета отсека Б, секции Б, ряд 1 и 2. Доложитесь, пожалуйста.

Я отпрянул назад, глянув на часы. Сколько времени прошло? Неужели уже так поздно? Я завозился с рацией и нажал на кнопку.

— Принято. Дайте секундочку. Почти закончил.