Елена - Гоар Маркосян-Каспер

Работу Елена нашла, конечно, не в госсекторе, впрочем, там она искать и не пыталась, отлично зная, что это бессмысленно, все штатные единицы давно уже были заняты, освобождать их никто не торопился, новых не предвиделось, наоборот, кабинеты рефлексотерапии, как высоконаучно окрестила ее прикладную в общем-то специальность советская власть, закрывались в одной поликлинике, в другой, в третьей, более того, ходили слухи, будто иглотерапию собираются исключить из списка лечебных методов, подлежащих медицинскому страхованию – что, в итоге, и случилось, через год или два, Елена восприняла это спокойно, в отличие от эстонских коллег и в отличие от себя самой десятилетней давности, она помнила, как возмущалась и кипела, когда некие чиновники в Минздраве СССР взяли да и приписали иглотерапию к физиотерапии, помнила, как доказывала, сверкая глазами и повышая в возбуждении голос, своему директору, что не имеет восточное чжень-цзю ничего общего с электро- и ультразвуковыми процедурами, помнила, но отстраненно, то ли собственное мучительное движение per aspera[31], то ли возраст, то ли окружение утишили ее бурный темперамент – ты, моя милая, по-моему, изрядно обэстонилась, сказала ей как-то знакомая, одна из тех немногих, которыми она в Таллине обзавелась, сама, естественно, русская, caelum, non animum mutant, cui trans mare currunt[32], возразила ей тогда Елена, но тут же подумала, что не совсем это верно, ей сразу пришли на память таллинские улицы, где русскую молодежь от эстонской можно отличить только по языку, а по виду никак, одеты одинаково, и манеры те же, да и сама она действительно обрела не свойственную ей прежде сдержанность и только меланхолично улыбалась, слушая, как сердились, не срываясь, правда, в крик и уж совершенно не размахивая руками, местные иглотерапевты, собравшиеся на очередное заседание Общества традиционной медицины, а может, ассоциации, она уже путалась, больше всего ведь люди любят революции в терминологии, им кажется, что стоит поменять название, и все пойдет иначе, все наладится, и где раньше было общество, там теперь непременно ассоциация и наоборот. Только вот не подействовало лекарство, переименовать – переименовали, а толку никакого, полное банкротство. Возмущайся, не возмущайся, а колеса крутятся, ручки пишут, то есть, простите, щелкают «мышки», стремительно компьютеризировавшееся эстонское чиновничество о ручках давно забыло, росчерк или, вернее, краткая судорога принтера, и ты лишний. Собственно, Елены огорчения огосударствленных коллег не касались, то есть касались в принципе, в сфере идей, так сказать, а сам факт, что платить за процедуры из собственного кармана придется не только ее пациентам, но и пациентам других, мог бы ее даже обрадовать, соображай она немного похуже, а так она понимала, что ее любимое чжень-цзю в Эстонии обречено, но… Где ты ничего изменить не в состоянии, там ты ничего изменить не в состоянии, – повторяла она мысленно сочиненный самолично (хотя кто может утверждать это наверняка?) афоризм.