Елена - Гоар Маркосян-Каспер

Сама квартира, впрочем, была в полном порядке, крохотные комнатушки отремонтированы, оклеены модными светлыми обоями, прихожая отделана деревом, с большим зеркалом – почему-то на потолке, на кухне и в ванной бойлеры, и даже кухонная мебель нетронута – то было время, когда уезжали и оставляли часть мебели, впрочем, и позднее, когда разбогатевшие люди просто перебирались в дома и квартиры получше, они предпочитали наподобие змей, сбрасывающих кожу, старую обстановку уступить, пусть даже за бесценок или бесплатно, вместе с прежним жилищем тем, кто приходил им на смену, опускаясь вниз в том же темпе, в каком они поднимались вверх. Правда, сказать, что Елена с Олевом спускались по общественной лестнице вниз, наверно, было бы преувеличением, пока, во всяком случае. Кожаные кресла и диван, японские телевизор и видеомагнитофон, стиральная машина и, разумеется, кофеварка украсили их новое обиталище так же, как украшали старое, и к тому же у них появились кое-какие деньги, поскольку даже штамп с обозначением прежнего места жительства стоил дороже, чем нынешнее вместе с бойлерами, кухонной мебелью и встроенными шкафами в прихожей. Так что Олев мог свободно предаться искусству, а Елена дальнейшему углублению в эстонский язык, которое она сочетала с походами на рынок, кулинарными упражнениями и, конечно, обсуждением грядущего съемочного процесса. А когда этот процесс наконец начался, она стала сопровождать Олева на место действия. Поместье обедневших английских лордов изображала старая мыза, как это называется в Эстонии, то есть самый настоящий замок, когда-то принадлежавший немецким баронам, потом переданный под дом культуры некому совхозу, не очень, видно, зажиточному, поскольку огромный дом был изрядно запущен, в зале, где снимали большую часть фильма, с одной из стен наполовину осыпалась штукатурка, будь на то воля Елены, именно эту, всю в потеках и промоинах стену она пустила бы в кадр, но увы, художник и художник, два пастельных эстета, выстроили декорацию в другом углу, а Олев, когда Елена попробовала заикнуться о стене, как метафоре разорения и обнищания, сурово отмел ее соображения, охарактеризовав их, как «погоню за дешевой символикой», и больше Елена не вмешивалась (говоря между нами, читатель, преобладающей чертой характера Олева было упрямство, если уж он что-то вбил себе в голову, переубедить его не смог бы сам Цицерон), сидела в уголочке, смотрела и слушала и была, скажем, не лукавя и не преувеличивая, совершенно счастлива.