Елена - Гоар Маркосян-Каспер

Начать с того, что Олев, как уже говорилось, решил заняться искусством. Упрекнуть его было не в чем, напротив, Елена, которая, если вы помните, некогда мечтала стать женой гения, могла лишь поощрять его намерения влиться в ряды таковых, в конце концов, какая разница, выйти замуж за гения или поддержать уже имеющегося мужа в честолюбивом намерении стать или даже оказаться гением, пусть и местного масштаба (любимое выражение незабвенной замдиректорши Института, «мы ученые, – говорила она, гордо держа голову, – пусть и местного масштаба»). Конечно, время для служения музам он избрал неподходящее, но опыт показывает, что подходящего времени можно дожидаться всю жизнь и не дождаться, да и возраст у Олева был не тот, человек, которому сорок пять, вряд ли вправе откладывать хоть что-то на будущее. Так что Елене оставалось только поддержать мужа морально и материально, поскольку скромный гонорар за еще неснятый фильм маячил на горизонте туманным облачком, которому не скоро предстояло пролиться золотым дождем. Она и поддержала бы, но… Денежная реформа! Впрочем, даже не эта операция, превратившая содержимое чулок в прах, в пух, в пыль, в нуль, так что в ближайшие год-два народные сбережения могли заполнить лишь носок, да и то не предмет одежды, один из пары, а кончик того самого чулка, не эта операция оказалась главным камнем преткновения, судьбу частной медицины на ближайшие пару лет решил хлынувший в обзаведшееся конвертируемой валютой государство поток пластмассовой роскоши в виде телевизоров, видеомагнитофонов, холодильников, оконных рам, стиральных машин, фотоаппаратов и прочих материальных благ, которые, как нетрудно догадаться, большинство людей предпочли нематериальным, например, здоровью. Не прошло и года, как владелец кооператива торжественно вручил Елене ее трудовую книжку, где было отмечено, что она освобождается от своих обязанностей в связи с тихой кончиной предприятия, именуемого стерильно и расплывчато «Гигиена». Вот тогда обратная сторона ее везения предстала перед ней во всей своей красе – размалеванная запретительными надписями и чуть ли не украшенная черепом с костями. Ибо не устройся она в этот кооператив, возможно, побегав или поискав знакомых, она все же нашла б себе местечко в государственной системе, откуда… Но не будем повторяться. В государстве, где главным средством устрашения плодов неудачного российско-эстонского брака в лице полумиллиона людей, называемых здесь мигрантами, проще говоря, народца не того происхождения, служил закон о языке, нечего было и думать найти работу без справки, в которой черным по белому значилось, что податель сего разумеет язык титульной нации в объеме от А до F, причем врачам этого объема полагалось более чем достаточно. Оставалось либо срочно увеличивать знания в объеме по студенческой методике, надувая их, как воздушный шар, в надежде, что лопнет он на следующий день после экзамена, а не накануне, либо положить зубки на полку, предварительно обернув их целлофаном, дабы не запылились, ибо лежать им там предстояло долго, и довольствоваться любовью. Студенческая методика, к сожалению, Елене уже не давалась, в тридцать семь лет не так легко, как в двадцать вбить себе в голову за два-три дня целый предмет, так что ей не оставалось ничего, кроме любви.

Да, кстати, спросил бы читатель, имей он возможность задавать вопросы, когда, наконец, речь пойдет о любви? Непонятно, увенчались ли успехом поиски Елены на поприще интеллектуально-эротическом, и обрела ли она в итоге счастливую возможность сочетать пир души с телесными удовольствиями? А человек более грубый наверняка воскликнул бы:

– Да перестаньте морочить нам голову рассуждениями о духовном слиянии и прочей белиберде! Вышла ли, наконец, ваша героиня в сфере наслаждений из области теории?