Елена - Гоар Маркосян-Каспер

Но мы опять увлеклись. Итак, Олев владел русским не в совершенстве, но достаточно для того, чтоб объясняться Елене в любви или относительно внятно излагать ей же свое понимание киноискусства, так что в семейной жизни они обходились без эстонского, правда, свекровь время от времени делала попытки с места в карьер перейти с невесткой на тот язык, на каком надлежало общаться в добропорядочном эстонском доме (видимо, она полагала, руководствуясь модным термином «погружение», что с речью, как с плаванием, кто не утонет, тот поплывет, и всячески сталкивала Елену с лодки), но Елена отвечала ей молчанием, а свекровь тишины не выносила, днем в ее комнате беспрерывно гундосило радио, вечерами бормотал телевизор, и однако механическое это говорение для нее было лишь фоном, на который она налагала звуковой узор своих жалоб, воспоминаний и критических замечаний в адрес всех и вся. Словом, в быту у Елены языковых проблем не возникало, и все-таки само существование «закона о языке», этого дамоклова меча, выкованного и отточенного эстонским Дионисием в лице парламента (или парламентов, поскольку заточка меча продолжалась), отравляло ей жизнь.

Правда, вначале ее терзания носили теоретический характер, однако в скором будущем им предстояло обрести форму практическую. Еще какое-то время Елену никто не трогал, и она продолжала тихо посещать свой пустующий кооператив и ездить в маленькие городки в качестве целительницы, так прошли зима и весна, настало лето (чтоб не путать читателя, мы будем придерживаться общепринятых наименований сезонов), и грянула денежная реформа. В одночасье все накопления были упразднены, ликвидированы как явление, и полтора миллиона жителей страны начали со стартовой черты бодрый бег к лучшему будущему. В их числе и Елена с Олевом. Но попасть в лидирующую группу им суждено не было.