Елена - Гоар Маркосян-Каспер

Таллин встретил Елену мелким, нудным, неутомимым дождем. Не то чтоб у нее не было понятия об особенностях тамошнего климата, но теоретические представления о преобладании на южном берегу Финского залива дождливой погоды отнюдь не то же самое, что практическое долговременное погружение в водную стихию. Конечно, утверждать, что в Таллине всегда идет дождь, было бы злостным преувеличением, примерно таким же, как доказывать, что в Ереване постоянно светит солнце. Солнце украшает собой ереванское небо с утра до вечера вовсе не постоянно, а всего лишь триста дней в году, в остальные же два с лишним месяца случается всякое, и снег, и дождь, и даже грозы с градом. Ну а в Таллине именно в эти шестьдесят пять дней и солнечно. Если повезет. В первое время Елена по солнцу не тосковала, было даже интересно, необычно, встаешь утром – пасмурно, на следующее – еще пасмурней, на третье – моросит дождь, на четвертое – слегка капает, на пятое – темно, тучи свисают до земли, кажется, под ними и не пройдешь, придется ползти, но сухо, намерение налицо, исполнение откладывается, берешь с собой зонтик, таскаешь без толку целый день… Собственно, в Таллине зонтик вообще без толку, все равно в руках не удержишь, крак – и вывернулся наизнанку, а то и спица пополам, ведь там всегда дует ветер, чаще противный, холодный, проныра или пролаза, пробирается в самые что ни есть крохотные дырочки, даже в петли для пуговиц, о рукавах и говорить нечего, в них Борей (Зефир сюда носа не кажет) гуляет, как в голове двоечника. А особенно мерзким бывает ветер в ясную, солнечную погоду, которую по-эстонски называют красивой и вовсе не шутят, ilus ilm, произносят вкусно, и рот до ушей – хор-рошо!.. Впрочем, с самой пикантной особенностью эстонского климата Елене предстояло познакомиться еще нескоро, поскольку попала она в Таллин в октябре, и до июня было достаточно далеко, нескоро, но неизбежно, каких-то полгода, промелькнувших с той обескураживающей стремительностью, с которой пролетает только жизнь, и она могла уже с легким недоумением изучать характер сезона, по какому-то календарно-физиологическому недоразумению называемого летом, а на деле представляющего собой плавный переход ранней весны (в ее нормальном понимании) в позднюю осень. Хотя самым труднопереносимым оказалось даже не то, что лето в эту часть континента попадало лишь проездом, а то, что ждать этой самой переходящей в позднюю осень ранней весны надо было аж до июня. В Ереване весна наступает, как ей положено, в марте, и когда в начале, середине, конце этого переходного месяца Елена выглядывала в окно и видела всю ту же зиму, ей становилось не по себе. Не по себе не только в смысле психологическом, но и физическом, она могла чувствовать себя сносно в зимние морозы, но неизбежно начинала мерзнуть при мартовских нулях, видимо, личные ее биоритмы корректировке уже не поддавались. Ну а когда зима плавно переваливала через апрельский рубеж? Утешать себя можно было только тем, что люди живут и в Гренландии. Особенно приятным весенне-осенний период делала не ведавшая исключений приверженность цифрам и графикам согревающих организаций, при десяти градусах днем и нуле ночью (чуть ли не!) бодро выключавших отопление, а также на месяц горячую воду, что немедленно заставляло Елену перенестись мыслями в ереванскую блокадную зиму, от которой (которых) она, как ей с упреком и одновременно с завистью указывали покинутые подруги и родственники, успешно сбежала, о приближении подобных зим, впрочем, не догадываясь. Климатические и теплоэнергетические сюрпризы заставляли Елену серьезно задумываться над глобальными проблемами, неизбежно и неутешительно она приходила к выводу, что человек не создан для существования в условиях холода, пусть даже теплокровность, как таковая, оказалась в незапамятные времена ответом живой природы на вызов мертвой, учинившей ледниковый период, а рожден он (человек) для жизни в тепле и под солнцем. Идя дальше, следовало увязать тепло внешнее с теплом внутренним, особенности человека северного или южного с количеством солнечных дней в году и пасмурным небом. Впрочем, раздумывая над соотношением внешнего и внутреннего тепла, такой уж огромной разницы в людях Елена не находила, эстонцы, когда их узнаешь ближе (если это возможно в принципе, они могут приветливо улыбаться и выказывать интерес к последствиям, допустим, спитакского землетрясения, но стоит сделать попытку пригласить их в гости, и они выскальзывают из рук, как мокрый обмылок) оказываются не столь уж замороженными, правда, более церемонными, движутся плавно и не машут руками, зато скорость их словоговорения с лихвой компенсирует недостаток темпа в других делах… Словом, люди как люди, тоже, конечно, слегка испорченные квартирным вопросом. Правда, основные перипетии с этим самым вопросом тогда еще были впереди, и торжественно, а вернее, совсем тихо и незаметно для окружающих (в Таллине можно прожить целую жизнь, так и не узнав соседей в лицо) вселяясь в квартиру Олева, Елена о них не подозревала. Как и Олев.