Если только ты - Хлоя Лиезе

— Себастьян, не надо. Не говори мне, что я не должна благодарить тебя. Я тебя отблагодарю, — я медленно опускаю руку, чтобы убедиться, что он не собирается начинать свою обычную самоуничижительную чепуху. Удовлетворённая тем, что он слушает меня, я провожу рукой по его обнажённым предплечьям — тёплая кожа, узоры его татуировок, которые я, наконец, позволяю себе рассмотреть поближе — звёзды и планеты, растения и цветы, мифические существа и обрывки слов, разрозненные, потерянные, разбросанные по его коже. Я осторожно поднимаю руки выше, к его закатанным до локтей рукавам, к плечам.

Он резко выдыхает, когда я кладу ладони ему на грудь, пока они не оказываются прямо над его сердцем.

— Спасибо тебе, — шепчу я, не отрывая от него взгляда. — За то, что рассказал мне, за то, что доверил мне так много о себе и своём прошлом. Я не могу… — качая головой, я прикусываю губу. — Я не могу представить, что тебе пришлось пережить, когда ты был маленьким. Тебе было так страшно, так одиноко, так больно.

Он отводит взгляд, опуская глаза, но я опускаю голову, пока снова не встречаюсь с ним взглядом. Он медленно поднимает взгляд и удерживает мой.

— Мне жаль, — говорю я ему, — что люди, которые должны были любить тебя и оберегать, подвели тебя во всех отношениях. Мне жаль, что то, как ты научился выживать, причинило боль тебе и окружающим тебя людям. И я… так чертовски горжусь тобой за то, что ты хочешь чего-то большего. Нужна немалая смелость, Себастьян, чтобы захотеть стать кем-то большим, чем ты был, стремиться к жизни за пределами безопасности и контроля, которые ты для себя создал. Мне повезло быть твоим другом, пока ты делаешь это.

Себастьян накрывает мою руку своей и сжимает, крепко и долго, не сводя с меня пристального взгляда.

— Спасибо, Зигги.

Я улыбаюсь, освобождаю одну руку из его ладони и поднимаю её к его волосам.

— Моё вождение немного испортило твою идеальную прическу.

Он тоже улыбается.

— Ну, тогда исправь ущерб, который ты нанесла, женщина.

Я поднимаю руки к его волосам, расчёсывая их буйные волны, пока они не падают так, как ему нравится: слегка зачёсанные назад, с пробором слева и завитками справа вдоль подбородка. Его челюсть, по которой я провожу большим пальцем, наслаждаясь шероховатостью щетины, до подбородка и крошечной ямочкой на нём. Я нажимаю на неё кончиком пальца и улыбаюсь.

— Буп.

Он прищуривает глаза.

— Ты только что сделала «буп» моей ямочке на подбородке?

— И что, если так? — я смотрю на его губы, умоляя своё тело вести себя прилично, не разрушать этот идеальный момент между нами таким безрассудным поступком, как поцелуй с ним. — Что ты собираешься с этим делать?

Себастьян наклоняется, прижимает указательный палец к моей щеке, прямо к ямочке, затем нежно касается моей переносицы, над бровью.

— В отместку я сделаю буп на каждую чёртову веснушку на твоём теле.

Я ахаю.

— О, я знаю, о чём ты думаешь, — говорит он, подходя ближе, заставляя меня отступать вместе с ним, пока я не врезаюсь спиной в книжные полки. Его руки вовремя обхватывают меня и смягчают удар о полку, защищая меня от её твёрдого деревянного края. — Этих веснушек много, но я клянусь тебе, Сигрид — и честно предупреждаю, я действительно говорю всерьёз, потому что благодаря тебе я стал человеком слова — «бупни» мою ямочку на подбородке ещё раз и посмотри, к чему это тебя приведёт.

Я смотрю на него с бешено бьющимся сердцем, всматриваясь в его глаза.

— Человек слова? — шепчу я. — В смысле, честный? Ты будешь честен со мной?

Смех в его глазах угасает. Себастьян пристально смотрит на меня, нежно поглаживая большими пальцами мои бока.

— Да, я буду честен с тобой. Я сделаю всё, что ты захочешь, Зигги. Ты только попроси.

Я выдерживаю его пристальный взгляд, размышляя, взвешивая, насколько безрассудной я могу быть.

— Где мои трусики с той ночи? Со свадьбы?