Отказ не принимается - Саша Кей

И этот, не могу подобрать нужный эпитет, собирается пройти в квартиру прямо в обуви!

— А ну разулся! — рявкаю я, и этим просто привожу товарища в ступор.

Да я и сама в шоке. Не ожидала, что так смогу.

С другой стороны, еще никто не пытался пройти в грязной обуви по моим свежевымытым полам, по которым Тимошка гоняет босиком.

Таращась на меня, как на готовую взорваться бомбу, Виктор снимает свои дорогие итальянские ботинки. Я полгода назад работала в обувном бутике, поэтому на глаз могу определить, сколько они стоят. В жизни бы такие не купила. Они предназначены для людей, которые ездят только на машинах. Наши прекрасные реагенты на дорогах не оставят от этой роскоши ничего.

И тут увидев, что Воронцов надвигает гостевые тапки, я осознаю, что своим приказом как бы дала добро на его гостевание.

Мне становится кисло.

Да еще и Тимошка, досмотрев свои мульты, нарисовывается в коридоре:

— Виктор Андреевич! А мы к вам в гости поедем когда? — сама непосредственность!

— Как только твоя мама разрешит, — не моргнув глазом, подставляет меня Виктор.

С возмущением смотрю на этого наглеца.

— Мам, я себя буду хорошо вести! — тут же начинает торговлю еще один с чайными глазами.

Одна порода. Кошмар.

— Ты сосиску доел? — строго спрашиваю я, и ребенок тут же уносится на кухню.

Я так понимаю, сосисон все еще чахнет на тарелке.

— А можно мне сосиску? — вдруг просит Воронцов. — Тысячу лет не ел.

Господи, на своих стейках совсем одичал. Может, мне его еще пожалеть?

Думаю, Екатерина сварила бы ему килограмм.

— Руки мойте, потом за стол, — ворчу я.

Виктор не теряется, топает в ванную в тапках, которые ему малы. Я слышу, как шумит вода, и закрываю лицо руками.

Как это опять произошло? Что за день? И Воронцов еще со своей сосиской…

Вздохнув, двигаю на пищеблок.

Тимка уже залил несчастный продукт кетчупом так, что его не видно, и тыкает в него вилкой.

Это дурдом, понимаю я, когда Виктор опускается на свободную табуретку, и мне кажется, что кухня у нас не шесть с половиной метров, а только полтора, потому что его колени просто везде.

— Вареную или из микроволновки? — сурово спрашиваю я, не желая при Тимошке выяснять отношения. Дети слишком быстро все схватывают. Приходил к нам в прошлом месяце сантехник, и Тимка, вертевшийся вокруг дядьки, нахватался крепких словечек. А потом воспитательница из садика, помявшись, сказала, что он их употребил. К месту.

— Как ему, — Воронцов показывает на накрошенную сосиску в тарелке Тима.

Ставлю варить.

— Мам, я съел, — детёныш показывает мне горку из кетчупа, которой он прикрыл недоеденное. — Теперь поедем?

— А игрушки ты собрал?

Вжух. И нет ребенка. Сейчас насует все под кровать.

Выкладываю сосиски на тарелку и ставлю перед Виктором. Пододвигаю к нему блюдце с огурцами.

В отличие от Тимошки Воронцов сглатывает нехитрое блюдо в один момент.

— Рассказывай, — требует он опять.

— Я не знаю, что рассказывать, — пожимаю я плечами. — Вчера мне позвонила какая-то женщина, ругалась, оскорбляла, угрожала, что если я с вами буду продолжать общаться, то мне стоит пенять потом на себя. А сегодня я получила эту посылку.

Всколыхнувшиеся неприятные воспоминания заставляют меня ежиться. Я обхватываю себя руками и отворачиваюсь к окну.

— Ты поэтому отказалась от денег? — Виктор возвращается к теме, которую я надеялась больше не поднимать.

— Я отказалась, потому что мне эти деньги не нужны.

— Худо-бедно я могу представить, почему ты их вернула, но должность тут причем? — продолжает допрос Воронцов.

Снова оборачиваюсь к нему:

— Мне от вас нужно только одно. Уберите от меня эту женщину, и сделайте так, чтобы никто из вашего окружения меня не беспокоил. Включая вас.

Отложив вилку, которую до сих пор вертел в руках, Виктор складывает руки на груди: