Отказ не принимается - Саша Кей

— Про беременность, Варя, — терпеливо объясняет Виктор, хотя я и сама могла бы догадаться.

Мне становится стыдно. Я еще ничего не читала, а Воронцов уже вникает.

— Так сильно болит? — не отстает он.

Я прислушиваюсь к себе.

— Нет. Почти перестало…

— Скорее всего, плод крепится, матка увеличивается, — не то себя, не то меня успокаивает Виктор.

Ааааа!!!

Сижу и уши у меня горят.

Это вообще все неловко, да и, не смотря на сложные отношения с Воронцовым, мне, как и любой девушке, не хочется, чтобы меня воспринимали слишком физиологично. Мы все мечтаем быть принцессами, которые не какают и не едят чеснок.

А тут «матка», «кровь» …

Я не выдерживаю прерываю словесный поток Виктора:

— Извини, пожалуйста. Я перепугалась, а такое уже было пару дней назад, врач сказала, что все в порядке… Я зря тебя сорвала…

— Варь, кончай извиняться. Все равно сейчас съездим к врачу. Тебе же плохо. Пусть делают, что должны и все расскажут. Что там у тебя за жутка консультация?

— Да нормальная… Я думаю, просто к ней не часто приходят на двухнедельном сроке… — вступаюсь я за гинеколога, но Воронцов, кажется, готов всех четвертовать.

— Все, солнышко. Я уже во дворе паркуюсь.

Я даже замираю от ласкового слова, которое у Виктора вылетает само собой. А потом чешу к окну, чтобы посмотреть, как Воронцов идет к подъезду.

Мама дорогая!

Он в пальто и тапочках!

Бросаюсь скорее к двери.

Идиот. Только что же болел!

Я возмущена безголовостью Виктора, но не успеваю его отругать, потому что огребаю первая:

— Ты почему на ногах? Надо было дверь отпереть и идти в кровать, — он подхватывает меня на руки.

И именно сейчас я понимаю, что чувствую себя совсем нормально. Перестало тянуть и покалывать. Может, это, конечно, так совпадает, но возникает ощущение, будто это присутствие Воронцова влияет так хорошо.

Стряхнув с босых ног мокрые тапки, он несет меня на развороченную постель. Я не успеваю даже пикнуть, как оказываюсь завернута в одеяло. Виктор прямо в пальто садится на краешек кровати и, поводя плечами, достает телефон.

Кажется, он собирается куда-то звонить, но у меня больше ничего не болит.

— Не надо… — прошу я.

— В смысле не надо? — заводится Воронцов. — Моя женщина боится…

Выпростав руку из кокона, я хватаюсь за его ладонь:

— Вить, все уже хорошо…

И Виктора как будто на паузу ставят. Он впивается глазами в мои пальцы, и я краснею от собственной смелости. Если не считать секса, я, наверное, в первый раз сама к нему прикоснулась.

Сглотнув, Воронцов поднимает взгляд:

— Охренеть, никогда не думал, что буду кайфовать от собственного имени, — смущает он меня. — Девочка моя…

Это звучит так нежно и искренне, что я прячусь за ресницами.

— Я понимаю, что ты волнуешься за малыша… — пытаюсь я вразумить Виктора. — Я по глупости навела панику…

— Господи, Варя! — он сграбастывает меня вместе с одеялом и перетаскивает к себе на колени, и я утыкаюсь носом ему во все еще холодный ворот. — Я за тебя волнуюсь! Детей мы сделаем, сколько захочешь. А нет, так у нас есть Тимка и Тиль, — он прижимается губами к моей макушке и бубнит туда: — Надо тебя на курорт…

— Погоди ты с курортом, — хмыкаю я, внезапно чувствуя себя очень комфортно. — А то выйдет как с рыбой.

— Да что за рыбу ты мне все время припоминаешь? — не понимает Воронцов.

— Ну иди, познакомься, — ехидно отвечаю я. — Она в холодильнике третьи сутки размораживается.

Виктор смотрит на меня недоверчиво, но все же решает послушаться.

Возвращается он с лицом один в один та самая горбуша.

— Э… Прости, я по телефону диктовал, наверное, меня не так поняли…

У него такой растерянный вид, что мне становится смешно. Наконец-то Воронцов похож на нормального живого человека, а не на железобетонного босса.

Я хлопаю по постели, приглашая его сесть обратно.