Небо в алмазах - Alexandrine Younger

— Ты когда шалаву эту по пьяни целовал и под юбку к ней лез, то тоже обо мне думал, да? — и как им вообще в голову пришло так развлечь Сашку, которого ищет вся ментура. — Хороша же деваха была, задница точно крепкая, ночка обещала быть горячей? Тебя бы оценили по достоинству! Но обломался, да? Дурная дочка судейская, так Надька говорит? А она права была, сволочь…

— Я тебя везде искал, пока ты шлялась, и на месте усидеть не могла! Что ты?! А ты у нас умная, делаю, что хочу! Избаловалась, ни скажи мне дурного, нахуй, слова!

— Уходи! Я тебя искала, ты успокоился?! Нет?! Мне уже все равно!

— С ума сошла? Кто мне кроме тебя нужен, поясни?! Любишь? И не нужен?

— Отпусти! — взревела Лиза, роняя голову на согнутые колени. — Твой друг Громов обрадуется — тебе назло, дурень, ты же это предвещал?!

— Я убью его! — Слава был прав, говоря, что она еще не раз обожжётся на этом вулкане любви. — Если он к тебе хоть приблизится. Я слов на ветер не брошу, я знаю, что он хочет от тебя…

— Какой толк, Холмогоров? — Лиза вжалась в кресло, понимая, что остановит его только одним решением. — Не будет свадьбы! — и как в насмешку, кольцо не снималось с безымянного пальца. А Космос даже не дослушал Лизу. Закрыл в квартире, забрав ключи, и вернувшись утром.

Трезвость подкатила с осознанием того, что хозяйка одиноко закрылась от него в спальне, не зная, как поверить снова. Как не вспоминать того, что крысой-ревностью отравило чувства двух брошенных детей, потянувшихся друг к другу после горьких потерь…

Январь, 90-го…

Конец лета и осень восемьдесят девятого года казались Лизе ночным кошмаром. Как будто не с ними. И стоит только открыть глаза, а за окном родная московская улочка, во дворе стоит шикарный «Линкольн», счастливый обладатель которого прижимается во сне теснее. Лиза давно не спит, и перебирает темно-русые волосы спящего Космоса, который утыкается головой в её неприкрытый живот и обнимает стройные ноги — излюбленная поза для отдыха.

Лучше бы он подольше не просыпался, а лежал так спокойно, не заставляя за себя волноваться. Но Лизе нравится, что стоит Холмогорову чуть разлепить глаза, и ей не уйти далеко, отдаваясь во власть любимых рук. Она податливо выгибает спину, прижимается; они сводят друг друга с ума, каждый раз. Они любят — это заметно в каждой мелочи и прикосновении, сделанном не напоказ, а обыденно. Они давно стали незаменимы, и даже после самой тяжелой ссоры Лиза знает, что он придет — не может не прийти, а она не простить. Ей совсем не хочется видеть в нем недостатков, и выныривать из своего омута.

Любит…

И их счастье омрачает только Пчёлкин, явившийся так некстати, и оповестивший, что «Белый поперся к своей манекенщице». За разговором парней раскуривается последняя пачка сигарет, а Лиза молча наблюдает со стороны, зная, что Кос и Витя почти наверняка ввяжутся в громкую историю. Санька нарвется или уже нарвался, и взял друзей в долю.

Механизм пущен…

Нет, Павлова плачет. Жаль, что она не послушалась покойного родителя, который велел не тратить слезы попросту. Едва оказавшись в заклятом Ленинграде, Лиза разразилась ревом, переходившим в крик одинокого ребенка. Малыш потерял маму. Мамы рядом не было — не первый год. Успокаивать пришлось тётке. Лизе стало легче, а Ёлка без слов прижала племянницу к себе, убеждаясь, что зеркало всё-таки отразило её копию.

Чернова проходила через эту боль…

— Ничего, солнце! Мы через это проходили, и в этот раз переживем! А ты плачь, — качала восемнадцатилетнюю девушку, как малое дитя, — я тоже так хотела — не плакать, не знать… А если ты плачешь — ты человек… И не бойся — не стыдно!

И в самом деле — плакать совсем не стыдно. Просто оставьте в углу, как растение, а музыку сделайте громче, чтобы никого не услышать. Не надо ни вещих снов, ни гостевых. Чашку кофе с молоком — можно, а в душу лезть — увольте, пожалуйста.