А если это любовь - Alexandrine Younger

Лиза всегда будет бояться чужого вмешательства в их отношения, а позже и в семью, но в свои шестнадцать говорит это не менее серьезно, чем скажет через несколько лет.

У неё давно нет своего дома, а Космос теперь — её дом. Делиться не хочет, не будет.

— Не захочешь — молчать буду!

Космос и сам хотел бы хранить свои чувства к Лизе от света.

Так правильнее, хоть и не выйдет у него долго. С его-то отсутствием терпения.

И с её обезоруживающей улыбкой, появляющейся на миловидном лице при виде возлюбленного.

— А захочешь сказать, то мне говори…

— Всё решила, алмазная?

— Решила, — голубоватые омуты Лизы светятся счастьем, которое невозможно не заметить. Но пока она никому не скажет, — а с остальным мы как-нибудь справимся?

— Справимся, — соглашается Холмогоров, — я тебе обещаю…

Июль восемьдесят седьмого года кружил головы не только от палящего солнца.

Зима 88-го. Убежать от себя

Пчёла ночевал дома. Об этом говорила немытая посуда в раковине, от которой несло остатками жареной картошки. В последнее время отсутствие старшего брата воспринималось, как обычный порядок вещей.

К тому же Валентина Анатольевна спорить с сыном не умела, а Павел Викторович считал, что Витю не изменить. Если надо, то уйдет, куда труба зовет. Тем более география известна: все дороги вели к его друзьям, открытому неподалеку видеосалону и адресу н-ной дамы, которая занимала лидирующее положение среди его увлечений. Дело нехитрое.

Лиза не могла пересилить себя и позавтракать. Отойдя от инфекции, давшей школьнице в награду неделю без воплей Славы Громова про казусы его успеваемости, Лиза решила обойтись стаканом теплой кипяченой воды и крепче закутать себя в плюшевый плед. Себе она больше напоминает безликое изваяние с двумя помятыми косичками. Девушка семнадцати лет не может выглядеть так безобразно. Болезнь уже ушла. Об этом твердила племяннице Валентина Анатольевна, входя в её комнату рано утром. Но Лиза прикинулась глубоко спящей, глухой и почти невидимой. Сработало.

Календарь со стены напоминал голубоглазой, что она опять забывает о каких-то важных событиях. Сегодня пятница. Двадцать второе. Следом суббота. Двадцать третье число, а, значит, что в воскресенье у нее день рождения. И подарки на этот праздник она начала получать куда раньше, чем следовало. Напоминаем тому служили старинные алмазные серьги, лежащие в деревянной резной шкатулке.

Ёлка отдала их Лизе, напоминая о том, что когда-то эти серьги примиряли все женщины в их роду. Первой владелицей зелёных алмазов была выпускница Смольного института, вышедшая замуж за одного из красных командиров. Платиновые серьги служили последним отпечатком былой роскоши. И семья партийного руководителя Владимира Александровича Павлова от этой роскоши отказываться не собиралась.

Пчёла, осматривающий шкатулку с «цацками», отметил:

— Ё-мое, — с его точки зрения серьги стоили не меньше, чем все их домашнее имущество, — теперь у нашего алмазика есть аж два алмаза! Как бы не сперли! Вот это я понимаю, как зелень выглядит…

— Светить не буду, не волнуйся! Они такие красивые…

— Так это же сколько ты могла на них бы поднять, а?

— Сундук с сокровищами!

— Зашибись, а тут бы мы с Космосом подкатили. И раздел имущества! Все в плюсе…

— Размечтались!

День рождения! Семнадцать! Когда-то Лизе казалось, что до этого времени слишком далеко. Школьные годы передвигаются изо дня в день медленно. Брат всегда будет вечным прогульщиком, которому Лиза сутками строчит шпоры. Ребята прошагают рядом, преподнося друг другу сюрпризы и новые поводы для шуток. Но неумолимое время показывало, что имело свойство по-своему распоряжаться людьми и событиями.