Три года - Лили Сен-Жермен

— Посмотри на это, — говорит он, наклоняясь и подталкивая мой слегка округлившийся живот. — Он растет.

Я угрюмо смотрю на него.

— Я только что позавтракала, — говорю я тупо. — Я тебе не верю. Я не беременна. Ты просто пытаешься трахнуть мою голову.

— Заткнись и ложись на эту чертову кровать, — коротко говорит он. — Сейчас.

Я все время пыталась убедить себя, что он просто собрался трахаться со мной. Что это нереально. Этого не может быть. Но когда через несколько минут он достает один из этих ручных допплеровских аппаратов и подносит его к моей голой коже, я практически ощущаю конец света.

Сначала он наносит холодную, липкую массу на мой живот и растирает ее вокруг. Затем прижимает кончик этого пластикового датчика к моей коже и двигает им, пока он не начинает сходить с ума.

Это похоже на бег лошадей. Он выставляет такую громкость, что шум наполняет комнату, и я чувствую, как учащенно бьется мое сердце.

Я сужаю глаза.

— Это мое сердцебиение, — пренебрежительно говорю я. — Хорошая попытка, придурок.

Он ухмыляется, хватая мои пальцы и прижимая их к моей шее, к тому месту, где быстро бьется мой собственный пульс. Но звук, передаваемый маленькой машиной, звук, который отскакивает от стен и душит меня своей абсолютной уверенностью, совершенно отличается по темпу и скорости от моего собственного хрупкого сердца.

Бл*ть.

Я задыхаюсь. Слезы наполняют мои глаза. Он торжествующе улыбается, сильнее прижимая маленький пластиковый аппарат к моему животу, и звук становится еще отчетливее.

Он не выдумывает это. Это действительно происходит.

Снова.

Как я могла быть настолько глупой, чтобы позволить этому случиться после всего, через что мне пришлось пройти шесть лет назад?

Комната начинает кружиться, и я не могу дышать. Звук, сердцебиение ребенка, настолько громкий, что это ошеломляет. Я сажусь и наношу удары по прибору, отталкивая его от себя, пиная и крича, когда Дорнан легко прижимает меня к кровати.

— Прекрати, — говорит он, и этот блеск в его глазах говорит мне, что ему все это безумно нравится.

Я не останавливаюсь. Я продолжаю пинаться и кричать, пока не чувствую острый укол в руке, и тепло не заливает мое тело. Мое тело замирает, и я чувствую такое чертовское облегчение.

Дорнан наклоняется и проводит кончиком пальца по моим губам, заставляя меня дрожать, несмотря на теплый солнечный свет, заливающий мои вены.

— Уже подсела, — усмехается он. — Так же, как твоя мама.

* * *

Некоторое время спустя — понятия не имею сколько — я слышу, как кто-то шевельнулся рядом со мной и заставляю себя сесть, протирая глаза.

Дорнан сидит возле кровати, придвинув одно из белых плетеных кресел, и, увидев меня, ухмыляется и тянется за стаканом воды.

— Вот.

Он протягивает мне стакан воды, и я беру его, жаждущий маленький раб, которым стала. Я слишком помешана на наркотиках, чтобы даже волноваться, что он получил надо мной полный контроль за такое короткое время. Я просто пустая. Сломанная. Разбитая оболочка, несущая в себе результат мести и ненависти.

О Господи. Звук прибора снова раздается в моей голове, и я делаю глубокий глоток воды.

— Прими это, — говорит Дорнан, протягивая две коричневые таблетки, которые выглядят так, словно созданы для чертовой лошади.

— Что это?»— спрашиваю я и медленно беру их.

— Витамины, малышка. Уже немного поздно, но мы хотим, чтобы наш мальчик был сильным, не так ли?

Хмуро смотрю на него, принимая таблетки по одной. Чертов мудак. Если бы во мне еще оставалось что-нибудь, меня бы вырвало, но завтрак, должно быть, был уже давно, потому что у меня снова урчит в животе.

Я до сих пор не могу прийти в себя от очевидного подтверждения нашего маленького комочка ужаса, и едва замечаю, как поспешно входит Проспект, дважды постучав перед этим.

— Что? ― рявкает Дорнан.

— Босс, у нас проблема.