Мой. Интенсивность моей реакции нервирует меня, и сердце ухает в пятки от воспоминания: продавец-консультант, игнорирующая меня и бессовестно флиртующая с ним. Пока он выбирал обручальные кольца. Ну потому что все флиртуют с Эйденом. Мне приходится нести этот крест, раз я вышла замуж за обаятельного и красивого мужчину.

— Чем я могу вам помочь? — спросила она.

Она похлопала ресницами и опёрлась на витрину с ювелирными украшениями. Но Эйден смотрел на кольца за стеклом. Он ни разу не поднял взгляд, держал меня за руку и большим пальцем выписывал медленные круги на моей ладони. Привычка, которая успокаивала и его, и меня.

— Мне нужно что-то, — сказал он, — что кричит «несвободен».

Он выбрал широкий и ровный ободок кольца. Кольца, которое я теперь нахожу взглядом — полированное белое золото, ярко контрастирующее с его загорелой натруженной кожей, сверкающее в тёплом освещении, пока Эйден проводит пальцами по волосам и отводит вспотевшие пряди со лба. Я отсюда вижу, что его руки дрожат.

Он нервничал, пока пел перед всеми этими людьми. Но всё равно сделал это. Ради меня.

— Вы на него надавили, — говорю я Вигго, хотя мои глаза не отрываются от Эйдена.

Краем глаза я вижу, как Вигго вскидывает руки.

— Он сам пошёл туда…

— Но вы сказали ему сделать это. Вы все ему сказали, я не сомневаюсь, — меня переполняет желание защитить. Я хочу схватить своих братьев и настучать по их твёрдолобым башкам, пока они не послушаются и не перестанут наконец-то лезть в мои дела. — Ему необязательно так мучить себя, чтобы показать мне, что я для него значу.

Вигго скрещивает руки на груди и смотрит сердито.

— Никто его ни к чему не принуждал.

Я ему не отвечаю. Я наблюдаю за Эйденом, который удерживает мой взгляд, пробираясь ко мне, рассекая толпу, которая затихает, когда Марк берёт укулеле и начинает играть мелодию в стиле регги. Моё сердце грохочет в ритме ударных, когда Эйден подходит ближе, словно большой кот, крадущийся сквозь джунгли. И когда до него остаётся лишь несколько метров, я встаю с кресла и делаю инстинктивный шаг назад, приготовившись к тому, что он на меня накинется.

Вот только он делает это нежно, сдержанно. Волна, нараставшая до устрашающих высот, неожиданно переходит в мягкий и убаюкивающий спад.

— Фрейя, — тихо говорит он. Шершавые, нетвёрдые ладони обхватывают моё лицо, его тело вскользь задевает моё. Тёплый и нежный, мягчайший поцелуй дотрагивается до моих губ, содержа в себе отголосок мятных листьев и рома. Поцелуй благоговейный. Осторожный. Как и наш первый поцелуй, который я до сих пор помню, потому что Эйден поцеловал меня так, будто не мог поверить, что это происходит.

Слёзы наворачиваются на мои глаза, и я кладу ладони поверх его рук, затем провожу по предплечьям. Эйден заставляет нас медленно попятиться в тень. Тёмные глянцевые листья легонько задевают мою кожу, когда он прижимает меня к колонне, спрятанной от чужих глаз и факелов тики. В свете луны прохладнее, и я дрожу.

— Зачем ты это сделал? — шепчу я. — Ты ненавидишь петь на публике.

Его ладони проходятся по моей шее, большой палец медленно проводит по моему горлу. Во мне вспыхивает дождь искр.

— Это называется грандиозные жесты. И пресмыкание.

У меня вырывается удивлённый смешок.

— Что?

— Музыка говорит с тобой, Фрейя. Она заставляет тебя чувствовать. И раньше мы делили это, чувствовали эту связь. Я хотел… я хотел показать тебе, что ты значишь для меня. Я хотел, чтобы ты снова это почувствовала.

— Так и было, — шепчу я. — Я это почувствовала.

Эйден крадёт ещё один мягкий поцелуй, затем отстраняется, и его выражение серьёзнеет.