Дикая любовь - М. Джеймс

Она поднимает на меня глаза, и ее рот открывается, повторяя мое имя, но из него не вырывается ни звука. И тут я вижу это… нечто, что на мгновение кажется мне галлюцинацией, возвращая к другой женщине, другой кровати, другой ночи, когда мой мир рухнул в одно мгновение.

Кровать перед ней залита кровью.

19

ЕЛЕНА

Я поднимаю глаза и вижу, что Левин стоит там, вижу, как его взгляд переключается на кровь на кровати, и вижу мгновенную панику на его лице, и как оно становится белым, как кость.

— Елена, что случилось?

В его голосе нет гнева, которого я ожидала, никакого упрека, только страх и беспокойство, те же эмоции, что и во мне.

— Я… я не знаю, я проснулась…

— Как давно?

Его голос дрожит, когда он задает этот вопрос. Я оцепенело понимаю, что никогда не видела его таким испуганным. Я понимаю, что он сам близок к тому, чтобы развалиться на части, что он держится на волоске, чтобы быть единственным, кто справится с этой ситуацией, когда я так явно не в состоянии сделать это в этот раз.

— Недолго, — шепчу я. — Я только что проснулась. Была резкая боль, и…

— Нам нужно отвезти тебя в отделение неотложной помощи.

— Я хотела не спать, пока ты не вернешься домой. Я… — Я не закончила мысль о том, что какая-то часть меня, зная, что он выпивает с Максом и Лиамом, надеялась, что, когда он вернется домой, у нас повторится первая ночь в нашем доме, он придет домой подвыпившим и завалится ко мне в постель. Но я была слишком измотана и заснула.

Проснулась я в тихом доме, а в животе у меня запульсировала боль, от которой я проснулась, задыхаясь и чувствуя, что умираю. Я никогда не испытывала такой боли, даже после авиакатастрофы. Первой мыслью было, что надо встать и позвонить кому-нибудь. Кому угодно. Левину, Изабелле, в больницу. Но я застыла в шоке, мгновенный страх, который я почувствовала, парализовал меня.

Я обхватила себя руками за талию и уставилась на него, переводя взгляд с него на пропитанный кровью пододеяльник и простыни, все слова застряли у меня в горле, когда одна и та же мысль снова и снова проносилась в моей голове, я потеряю ребенка, и Левин возненавидит меня за это. Я потеряю все.

Левин делает шаг вперед, быстро подходит к кровати и достает свой телефон. Он нажимает на кнопку, и через секунду уже лает в трубку, приказывая одному из сотрудников нашей службы безопасности подогнать машину.

— Давай. Я помогу тебе спуститься.

— Я… — Я хочу сказать ему, что могу ходить, но не уверена, что это правда. Все мое тело онемело и дрожит. Я больше не протестую, когда он опускается и берет меня на руки, не обращая внимания на то, что я могу испачкать его кровью.

Мне кажется, что я могу потерять сознание, пока я цепляюсь за него на пути вниз по лестнице, мое зрение расплывается от слез и подкрадывающейся темноты по краям. Я пытаюсь удержать сознание, боясь, что я проснусь и это будет конец, если позволю себе потерять сознание.

— Все будет хорошо, — успокаивает меня Левин, помогая сесть в машину и продолжая держать меня на руках, пока мужчина, который нас везет, пересаживается на переднее сиденье и выезжает с проезжей части. — Мы отвезем тебя в больницу, и все будет хорошо. Все будет хорошо.

Он повторяет это снова, и я знаю, что он сам не до конца в это верит. Я знаю, что он говорит это, чтобы попытаться успокоить меня и, возможно, себя, и это в какой-то степени работает хотя бы потому, что звук его голоса, это то, за что я могу ухватиться, к чему могу прислушаться вместо кричащего страха в моей голове, который говорит мне, что все кончено.

Что я потеряю все за одну ночь.

Острая боль снова пронзает меня, заставляя задыхаться и прижимать руку к животу, и широкая ладонь Левина накрывает мою собственную.

— Мы недалеко, — говорит он мне, и я слышу, как он изо всех сил старается сохранить спокойный голос. — Просто держись, Малыш.