Тишина - Э. Блэр

Я оглядываюсь по сторонам, открываю каждую дверь и заглядываю в каждую комнату. Кухня оборудована бытовой техникой премиум класса, а ванные комнаты такие же роскошные, как и в высококлассных спа — салонах. По всему периметру расположены окна от пола до потолка, от стены до стены, из которых открывается вид на Найтсбридж. Наверху есть кабинет, который явно был обставлен Декланом, потому что он заполнен богатым честерфилдским диваном и стульями, такими же, как его офис в Чикаго и его библиотека в Шотландии. И в обеих спальнях, по одной в каждом крыле второго этажа, есть ванные комнаты и большие плюшевые кровати, которые выше, чем обычные.

— Это наше, — шепчет Деклан мне на ухо, когда я стою в одной из спален.

Его губы прижимаются к точке моего пульса, посылая дрожь по моим рукам.

— Это идеально.

Мы стоим перед окном, смотрим вниз на огни города, и я не могу поверить, что я здесь, в Лондоне, с мужчиной, который знает всю правду обо мне и любит, несмотря ни на что.

— На днях я прочитала статью об этом здании. Они написали, что оно бездушно и лишено жизни. Я знаю, что имелась в виду секретность его обитателей и все остальное, но, если бы они только знали, что находится за этим пуленепробиваемым стеклом.

— И что это? — спрашивает он, и когда я поворачиваюсь в его объятиях и смотрю на него снизу — вверх, я отвечаю:

— Жизнь.

Он наклоняется, целует меня в лоб, и я тихо говорю с ним.

— Я никогда не чувствовала себя такой живой, как с тобой. Прямо здесь, прямо сейчас. Я никогда не думала, что это возможно — чувствовать то, что я чувствую.

— Я никогда не хотел этого ни с кем другим. Даже в мои самые мрачные дни без тебя, даже когда я думал, что не смогу ненавидеть тебя сильнее, я все еще хотел тебя.

Прежде чем он успевает поцеловать меня, раздается звонок в дверь.

— Болваны, — раздраженно выдыхает он из — за того, что его прервали, и я не могу удержаться от смеха над его шотландским проклятием.

Это действительно уродливый язык, но акцент за пределами сексуальности.

Я следую за ним вниз по лестнице в гостиную, и когда Лаклан входит с двумя сотрудниками и нашим багажом, я сияю от волнения.

— Ты видел это место?

Он не отвечает мне, а вместо этого подходит к Деклану и спрашивает:

— Можно мне? — а я с любопытством наблюдаю.

— Она вся твоя, — говорит ему Деклан. — Она примерно так же взволнована, как девушка на своем первом чаепитии.

Лаклан смеется, направляясь прямо ко мне, и я не могу удержаться от смеха над его поведением. Он хватает меня, поднимает на руки, как маленькую девочку, и радостно обнимает.

— Эта улыбка на твоем лице делает настроение МакКиннона лучше, что упрощает работу с ним.

Мы смеемся, когда он опускает меня на землю, и я так благодарна ему за верность Деклану и дружбу, которую он мне подарил. Он на двадцать лет старше меня, и я нахожу в этом утешение. Как будто я могу обратиться к нему за советом так, как не могу к Деклану. В каком — то смысле ребенок может так смотреть на родителя. Он вызывает у меня это чувство, и оно успокаивает.

— Спасибо.

— За что, любовь моя?

— За то, что открыл дверь моей машины в ту ночь, когда я впервые встретила тебя.

— О да, наше первое свидание, — оживляется он в бесстыдной попытке подразнить Деклана, и Деклан не упускает ни секунды, когда отвечает:

— Отвали, Лаклан, и ты можешь убрать свои руки от нее сейчас. Ты получил свое объятие, с тобой покончено.

Его слова резки, но это шутка. Эти мальчики давно учились в школе Святого Андрю, так что неудивительно, что они дерутся как братья, несмотря на разницу в возрасте.

— Ну, тогда, если здесь все на месте, я, пожалуй, отправлюсь в свой отель.

— Лаклан, подожди.

Он делает шаг ближе ко мне, и я спрашиваю:

— Ты что-нибудь слышал о моем отце? Хорошее или плохое? Тебе кто-нибудь звонил?