Завтра будет солнце - Лука Бьянкини (2008)

Я въехал, стараясь не задеть какое-нибудь дерево в саду, и тут осознал, что все — я на месте. Вот дверь, вот гипсовый лев на задних лапах, вот зеленые жалюзи и стены из камня, возведенные бог знает когда. Неподалеку была даже небольшая часовенка, охраняемая двумя кипарисами. Блин, эти кипарисы, они повсюду.

У меня было ощущение, что я попал в место, где все делали вид, что не существуют. Может, я здесь нежеланный гость, может, они боялись, что я прибыл с адвокатами оспаривать стариковское завещание. Прислуга получила строжайший приказ отвечать по телефону как можно любезней, но исчезать сразу же при твоем появлении.

Я сделал несколько шагов вокруг дома и наткнулся на второй, боковой дворик. Надпись «бюро» немедленно вернула меня к реальности, в которой существуют понятия услуг и эффективности. В тот момент, когда я читал это название, я услышал, как кто-то зовет меня по имени. Я обернулся, и увидел латиноамериканца, спускавшегося по одной из лестниц с террас густого сада.

— Это ты Леонардо?

— Да, я Леон.

— Mucho gusto. Я — Рикардо, мы вчера разговаривали по телефону. Мы тебя целый день ждем…

— Уж извините.

— Никаких проблем… Донна Лавиния немного в запарке из-за анализов.

— Она плохо себя чувствует?

— Да нет, это анализы винограда. Похоже, мерло уже созрел, и завтра надо начинать сбор. Сейчас донна Лавиния разговаривает с бригадиром сборщиков, чтобы организовать все как следует. А ты что, без багажа?

У парня был акцент наполовину тосканский, наполовину испанский, а еще ослепительные голубые глаза, которые излучали радость, даже когда он произносил слово «проблема». Этот тип — просто моя вторая копия. Вел он себя достаточно фамильярно, не знаю даже, почему я вдруг согласился, что он сразу же стал называть меня на «ты», хотя я его и не просил. Нет, он точно не был благовоспитанным мексиканцем, как Маризела.

Я сделал ему знак, что запарковал «мадджолино» напротив главного входа, будто приехал в свой собственный дом.

— Извини, что я сразу начал называть тебя на «ты», Леонардо, но мы с тобой вроде бы одного возраста…

— Да ладно, я и сам хотел тебе предложить. Знаешь, только не зови меня Леонардо, как моя мать. Мое имя Леон.

— Представляешь, а моя продолжает называть меня Рикардито, хотя мне уже двадцать восемь.

— А откуда твоя мать?

— Из Санкти-Спиритус, это в центре Кубы.

Блин, Куба! Мне говорили, что там можно… что там полно шлюх, которые дают за копейки, потому что они все там дохнут с голоду из-за этого гребанного коммунизма.

— Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.

Не знаю, с чего это Рикардо вдруг перешел со мной на «вы», капризы прислуги с каждым разом мне становятся все более непонятными. Он поднял мой чемодан, как пушинку, и я последовал за ним. Мы поднялись по лестнице, прошли коридором и вошли в гостиную, посреди которой возвышался огромный бильярдный стол. Кубинец остановился.

— Mira[13]… Эта гостиная к услугам всех гостей Колле, но донна Лавинья говорит, что если вы пожелаете, то мы ее закроем и оставим в полном вашем распоряжении, entiendes[14]?

— Почему ты обращаешься ко мне на «вы»?

— Извините, я плохо говорю по-итальянски. Сейчас я отведу тебя в комнату Грандуки.

Мы миновали пару дверей, запертых на шпингалеты, и оказались в предназначенной для меня комнате. Это была огромная старинная зала, на потолке — фрески с изображением замков и птиц, а еще — тяжелая кровать со стеганым покрывалом, массивный платяной шкаф, письменный стол, трюмо и кувшин для умывания, будто мне придется мыть голову самой Мерил Стрип.

— Те gusta[15], Леон?

— Да, очень мило. Не пойму, а где телевизор?

— Ни в одной из комнат для агротуристов нет телевизора. Ни телефона. Ни даже Интернета. Это решение донны Лавинии. Кто приезжает сюда, должен на несколько дней отсоединиться от всего мира. Так говорят по-итальянски — «отсоединиться»?