Седьмая вода - Галина Чередий, Алена Нефедова

— Лисонька, ты давай, беги расстилать постель. И обязательно приготовь большую медицинскую клеенку на краю — мне еще Леську обработать надо будет как следует. И сделай ей обязательно горячий чаек — сладкий, но не очень крепкий. Она сейчас мерзнуть будет, как цуцик вшивый. Печенье можно овсяное. Ей силы еще понадобятся.

— Ага, а с бассейном что? Там же уже вода грязная.

— Это мы потом уберем. Ты нам позови Арсения, он нам нужен сейчас будет. О, ты здесь, Сень. Давай залазь к нам. Пришла и твоя очередь. Лисик, как постелешь, тоже приходи. Ты такое чудо когда в следующий раз увидишь?

— А-а-аня, — простонала Рыж, хватая акушерку за руку до побелевших костяшек.

— Тужься, милая. Только не лицом дуйся, дыши паровозиком. Помнишь, как я тебя учила?

— У… меня… щаз… попа… порвется, — тонко всхлипывая, пожаловалась Рыж.

— Подержим мы твою попу, не боись. Вот. Так вот лучше?

— Да-а-а, — с облегчением выдохнула та.

Вася поспешила в каморку, чтобы успеть выполнить все поручения акушерки. А я, зайдя на мелководье, выслушал на удивление краткие и четкие инструкции Анны, перемежаемые громкими вдохами-выдохами «матери-тюленихи», как успела себя обозвать Рыж. Моя задача была — стоять крепко, как скала, держать нежно, как будто в руках у меня тончайший хрустальный бокал, лучше закрыть глаза, ежели я такой пугливый, и молча молиться — чисто для собственного успокоения.

— Лисик, беги сюда, рожаем! — услышал я Анин крик, когда уже сам решился, наконец, открыть глаза. Примчавшись к морю, Вася на мгновение застыла, узрев открывшуюся ей картину: Рыж облокачивалась спиной на меня, стоящего в воде по пояс, ее большой живот ходил ходуном и ворочался, навевая воспоминания о тех ужастиках, что так модны были с десяток лет назад. Улыбающаяся Анна, кинув мимолетный взгляд, крикнула ей:

— Васюнь, раздевайся и заходи к нам в воду. У нас уже головка пошла. Сейчас мы тебе его в руки вручим, подержишь, пока послед выйдет.

В каком-то странном оцепенении я следил за тем, как Вася вошла в воду, мысленно удивляясь, как при этом четко и ярко я воспринимаю то, чего только что практически не замечал: и теплый ветерок, доносящий до нас рваные облачка легкого дымка от бочки, и блики закатного, уже почти севшего в воду солнца на гладкой воде, и размеренное дыхание моря: волна — вдо-о-ох, откат — вы-ы-ыдох, напомнившее мне громко дышавших в воде дельфинов, которые как-то сопровождали наш переход на досках от Утриша до Суджукской косы. То же самое ощущение первобытной древней силы, принявшей нас всех в свои объятия, снова накатило, заставив горло сжаться от ощущения восторга, изумления и преклонения перед этой мощью. Я держал цепляющуюся за меня Рыж и прислушивался к акушерке, совершающей непонятные манипуляции в воде, готовясь выполнять ее новые указания.

— Вот он, наш лялик, смотрите, какой славный, в рубашечке родился, — Аня приподняла над водой крохотное тельце, как будто густо обмазанное жирной сметаной.

— И что, его теперь шлепнуть надо, чтобы закричал? — пересохшими губами задал я вдруг чисто мужской вопрос.

— От вы, мужики, все-таки дурные. Человек только в нашем мире появился, а вы сразу в драку? Что он про нас подумает? Дикари какие-то. Поцелуем надо приветствовать нового человечище. Вот так.

Она поднесла манюню ко рту и со смачным чмокающим звуком облизала сморщенное личико, покрытое родовой смазкой, тут же сплюнув в сторону. Маленький комочек в ее больших добрых руках заворчал и хрюкнул.

— Девки, вы же меня угробите, — пропыхтел не успевший зажмуриться я.

— Держись, казак, совсем уже немного тебе потерпать осталось. Милая, давай-ка еще немного, тут уже полегче, послед, он маленький, его проще вытолкнуть. А то и ты замерзнешь, и лялю заморозим. Васюня, придержи малыша рядом с титей. Лесь, ты тоже его поддерживай, отпусти уже Сеню, он тебя крепко держит, молодец.