Седьмая вода - Галина Чередий, Алена Нефедова

— Василиса, девочка! — дядя Максим стиснул меня так, что у меня чуть ребра не треснули. — Ты в порядке?

Я кивнула и стала оглядывать коридор в поисках кресла с мамой.

— Ее тут нет, — покачал головой мужчина, продолжая меня осматривать. — Нам сначала поговорить надо, а потом я тебе все расскажу и покажу. Хорошо?

Максим Григорьевич тепло пожал руки моим сопровождающим и забрал у них мою сумку.

— Ребята, вы меня ждите. Я освобожусь и будем определяться по охране. Я с местным руководством все порешал и даже попросил рядом комнату подыскать, чтобы вы отдыхали, когда не на смене. Само собой, оплата по двойному тарифу.

— Григорич, да ну тебя с деньгами этими, — обиженно пробормотал Роман.

— Ладно, разберемся. Пойдем, Василиса. Времени в обрез.

Весь последующий день промчался для меня одновременно очень быстро и в тоже время казался бесконечным. Пока мама находилась на какой-то процедуре в аппарате, который, как я поняла, создавал эффект невесомости и разрабатывал по новой координацию, дядя Максим в темпе объяснял мне весь распорядок здесь, знакомил с лечащим врачом и с закрепленной сестрой, благо руководителя центра и заведующего в одном лице я уже знала. На самом деле все здесь меньше всего напоминало именно больницу и даже ею не пахло. Огромные окна, большие светлые помещения, куча разных тренажеров, причем даже в холле и коридоре, так, словно все тут было задумано для того, чтобы каждую минуту напоминать о необходимости стремиться к выздоровлению. Мебель вся суперсовременная в стиле хай-тек, кругом сверкает хром и тонированный полупрозрачный пластик, приятных для глаза цветов. Странное такое ощущение. Вроде и красиво, и уютно, но при этом обстановка не давала ощущения дома. Возможно, как раз для того, чтобы пациенты не забывали, что они тут ненадолго и старались больше.

— Главная проблема при инсульте — это полное разрушение нейронных связей в мозгу в определенных участках, именно это и вызывает то, что ошибочно считают параличом, — рассказывал мне Олег Викторович, мамин лечащий врач, которого мгновенно выдернул дядя Максим, пока мы наблюдали через полностью стеклянную дверь за тем, как маму, привязанную ремнями, раскачивал и поворачивал какой-то аппарат. Выглядело это устрашающе, и у меня даже навернулись слезы, и разболелась голова.

— Не нужно так переживать, — заметив мое состояние, успокоил меня мужчина. — Мы сейчас занимаемся тем, что вынуждаем мозг растить и создавать новые связи между нейронами взамен утраченных. То же самое происходит с детьми после рождения, когда они учатся координации в пространстве, сидеть, ходить, брать что-то в руки. Это ведь не вызывало у вас слез?

— Понятия не имею, как это будет и будет ли вообще! — я старалась быть вежливой, но это едва удавалось. Смотреть, как маму, привязанную по рукам и ногам, все еще такую бледную и изможденную болтает в этой жуткой штуке, было очень тяжело.

— Василиса, перестань нервничать, все как надо! — дядя Максим смотрел на меня уже с сомнением, видимо, переживая, что я не способна справиться с собой. — Слушай внимательно доктора.

И я слушала. Старалась отстраниться от своих переживаний и ничего не упустить.

— Я вам во всем буду помогать и учить, — успокаивающе погладила меня по плечу наша медсестра Антонина Борисовна.

— Буду очень благодарна, — от чистого сердца ответила я, потому что жутко переживала, справлюсь ли, но очень-очень этого хотела.

Но когда маму в кресле выкатили к нам, и она улыбнулась мне уже почти нормально, и в ее глазах практически не было слез, меня заметно попустило, и я сказала себе, что все будет нормально. Я наклонилась ее поцеловать, и мама на удивление крепко обхватила мой затылок, прижимая к себе и некоторое время не желая отпускать.

— Доченька моя, — ее речь была еще невнятной, но уже немного лучше. — Соскучилась.

— Да, мам, теперь я тут и еще успею тебе надоесть.