Глоток воздуха - Ле Гуин Урсула Кребер (2008)

Уже десятый час, и больше сюда, наверное, никто не придет. Мэри посмотрела в другую сторону, но и за квартал отсюда не было видно ни души — ни в машине, ни пешком, да и прежде ни одна из проезжавших мимо машин даже ход не замедлила. Та ужасная женщина в сапогах и атласном жилете, похожая на какую-то жалкую циркачку, явно притащила сюда свою родную дочь, в этом и сомнений быть не может, они с девчонкой похожи как две капли воды. Бедная девочка! Надо, пожалуй, за нее помолиться. Но Мэри так разозлилась, что молитвы у нее не получалось. Вообще-то она могла бы помолиться и за этого несчастного ребенка. И за его отца. За того бедного юношу, какого-нибудь служащего или солдата, который наверняка даже ничего и не знает. Ну да какое им дело до его прав? Никакого! Им вообще ни до кого нет дела, кроме самих себя. Они только себя и видят, только себя! Какое они имеют право! Они же просто животные…

В горле у Мэри пересохло, руки опять дрожали. Она ненавидела, когда у нее вот так дрожат руки. Говорят, солдаты на поле боя испытывают страх. Но когда у нее начинали дрожать руки, она чувствовала себя похожей на своего деда Кевори, когда тот сидел в своей темной комнатке, пропахшей мочой, и его большие белые руки неудержимо дрожали и тряслись… «Тебе придется помочь мне, Мэри. Подержи-ка чашку…» А потом голова его вдруг странно дергалась, словно это он нарочно, и вода, естественно, текла по подбородку, а он начинал трясти Мэри своими ужасными дрожащими руками… И на помощь к ней никто, разумеется, не спешил…

Какое они имели право рассчитывать, что она будет стоять тут одна? Норману тоже полагалось здесь находиться! Он же сам вызвался. А она, кстати, пришла сегодня только потому, что прошлый вторник вынуждена была пропустить — подменяла школьную секретаршу; она всегда отрабатывает те дни, которые пропускает. И потом, она обещала мистеру Янгу. А к своим обещаниям она всегда относилась с уважением. Остальным-то на данные ими обещания наплевать. Приходят, когда хотят, а порой даже и не вспомнят, что обещали прийти, если им вдруг по какой-то причине это оказалось неудобно. Нет, Норман не имел никакого права просто так взять и уйти! И оставить ее одну — без плаката, без ничего; ну, разумеется, он думал только о себе и ни о чем другом. Сперва она надеялась, что, может, мистер Янг случайно проедет мимо и увидит, как она стоит тут одна на страже, с несокрушимой верой в душе, но по этой улице давно уже не проезжало ни одной машины. И мимо нее тоже никто не проходил. И теперь уж, наверное, не пройдет.

Я — солдат, думала она, и, как всегда, эта мысль наполнила ее силой. Храбрые парни сражаются там, защищая флаг родины: она видела, как этот флаг развевается, ярко и чисто сияя в тучах маслянисто-черного дыма. Она непременно спросит у мистера Янга, нельзя ли и ей выходить на дежурство с американским флагом. Такие флаги с желтыми кистями теперь повсюду продаются. Я — солдат армии Жизни. Я стою на страже. Мэри выпрямилась и принялась мерить шагами тротуар перед клиникой, четко, на каблуках, поворачивая у края лужайки. Она испытывала радость и гордость оттого, что несет солдатскую службу.

Когда они уже шли по коридору, Делавэр спросила у медсестры:

— А можно мне тоже туда войти? — Впрочем, она понимала, что сама все испортила, когда не пожелала ответить, сколько ей лет. Медсестра, не останавливаясь, вредным — накося-выкуси! — голосом бросила через плечо:

— Спроси у доктора.

Да что они все время долдонят, как детям: «подождите медсестру», «спроси у доктора»!

Доктор Рурке поздоровался с Делавэр как со старой знакомой: