Мы начинаем в конце - Крис Уитакер (2021)

Уок двигался размеренным шагом — вдыхал соленый ветер, пытался упорядочить мысли; они же разбегались, трудноуловимые, и подсовывали сцены, которых он предпочел бы никогда не видеть. Например, давних соседей, тех, что жили на Брайвуд-авеню давным-давно, когда юному Уоку принадлежал весь Кейп-Хейвен.

В конце Сансет-роуд он остановился передохнуть — и вдруг увидел вдалеке бегущего Винсента. Разглядел даже, что на нем темные джинсы и рубашка. Хотел окликнуть; передумал и поспешил следом, держась на приличном расстоянии. Ибо не представлял, что сейчас чувствует старый друг, выхваченный из лап смерти, оставленный жить.

Сансет-роуд забирала вверх; минуты через две Винсент достиг каменной стены, вскарабкался по ней, вдруг, в слабом свете уличных фонарей, явившись на гребне очень четким силуэтом. Шагнул к дереву желаний, но не задержался возле него, лишь наклонился, тотчас снова выпрямился и стал озираться.

Поодаль стоял автомобиль с включенными фарами; дальний свет, лучи тянутся к вершине холма. Уок шагнул в тень; Винсент, явно напрягшись, поспешил дальше по улице, также избегая вступать в полосу света, и скоро растворился в ночи.

Уок дождался, пока автомобиль тронется, пока исчезнет из виду. Лишь после этого он сам взобрался на стену и спрыгнул в высокую траву. Сначала шарил у корней дерева желаний, как слепой, затем догадался посветить мобильником.

У самой земли, почти незаметное, чернело дупло.

Встав на колени, Уок запустил в него руку — и вынул револьвер.

40

— Наши астронавты — которые с «Аполлона» — оставили следы на Луне, — говорил Томас Ноубл. — И знаешь, сколько они там продержатся? Как минимум десять миллионов лет.

Небо уже не казалось Дачесс бесконечным. Ей было известно насчет душ и пророчеств, насчет чудесного воссоединения и грядущего нового мира. О Робине — как он испугается, когда увидит, проснувшись, что ее нет, — Дачесс старалась не думать. Стыд и боль образовали комок в горле; сглатывая, она едва не вскрикнула.

— Куда ты направишься?

— Есть одно дело.

— Останься здесь.

— Нет.

— Возьми меня с собой.

— Нет.

— Я храбрый. Я глаз положил за тебя, потому что…

— За это я вечно буду тебе благодарна.

Они лежали на траве в ноубловском саду, у дальней изгороди. Лес, что начинался почти сразу за изгородью, умалял их до состояния теней.

— Это несправедливо — то, что с тобой случилось, — выдал Томас Ноубл.

— Ты как дитя малое. О справедливости вспомнил. — Дачесс закрыла глаза.

— Сама ведь знаешь — добра из этого не выйдет.

Проклюнулась звездочка. Дачесс не стала загадывать желание. Пускай дети загадывают, а она давно не ребенок. Может, она вообще родилась сразу взрослой.

— Странные создания люди, — произнесла Дачесс. — В небо глядят всю жизнь, вопросами задаются: типа, если Бог есть, почему он не вмешивается? Молятся зачем-то…

— Просто они верят. Надеются, что однажды Бог поможет.

— Иначе жизнь слишком ничтожна, да?

Томас на вопрос не ответил, но вдруг прошептал:

— Я боюсь, что ты не вернешься.

Дачесс молча смотрела на луну.

— Было время, когда я спрашивал Бога, почему у всех руки как руки, а у меня култышка. Молился перед сном — чтоб мне проснуться, а рука — нормальная. Толку никакого, сама видишь…

— Может, молиться вообще бесполезно?

— Останься со мной. Я тебя спрячу.

— Нет, я должна кое-что сделать.

— Давай я буду помогать.

— Тебе нельзя.

— Выходит, я должен вот так вот запросто отпустить тебя неизвестно куда? Это смелый поступок, по-твоему?

Дачесс нашла полноценную руку Томаса. Их пальцы переплелись. Каково было бы ей на месте этого мальчика? Его проблемы пустячны, его мама жива-здорова, спит в своей постели; будущее лежит перед ним чистым, просторным листом.

— Тебя будут искать, Дачесс.