Апогей - Мари Явь (2021)

— Он с Иудой. Помнишь Иуду? Привязался к мальчонке. А я до сих пор не могу его простить. Ты отобрала у меня сына, Мейа. Но я знаю как наказать вас обоих. С этой целью и ведется этот разговор, а вон та камера записывает наше милое рандеву. — Мой подбородок обхватывает грубая рука, дергая вверх, заставляя посмотреть в левый уголок, где к потолку присоединена камера. — И если ты будешь упрямиться, это милое кино увидит не только Иуда и Аман, но и твой брат. Ясно?

Определенно. Ублюдок приготовил для меня настоящий адский Диснейленд, судя по его предвкушающему тону.

— Он убьет тебя. — Шепчу я, чувствуя боль в губе.

Но вместо того, чтобы хоть немного смутиться, Захария заходится от смеха.

— Ты сама-то хотя веришь в это? — Он вновь поднимает мою голову за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Я знаю его, Мейа, изучил как свои пять пальцев. Я уже сражался с ним и знаю его манеру. Кроме прочего, я уже не тот, что был прежде. И дело даже не в крови, которую дал мне твой трахальщик. — Он помолчал с минуту, словно рассуждая, посвящать ли меня в свои секреты дальше. — Ты думаешь, что я единственный, кто не желает видеть тебя рядом с ним? О нет, Мейа, ваш мезальянс — заноза в заднице всей Ганзы, но особенно семейки Лейфт. Знаешь таких? — Имела честь лицезреть представителя оного рода. И кто бы спорил, Адель желает моей смерти ничуть не меньше Захарии. — Они хорошо мне заплатили за то, что я устраню эту надоедливую, маленькую проблему. — Меня то бишь. — А если учесть, что деньги меня не интересуют... Я взялся за дело с превеликим удовольствием! — Он вновь захохотал. — Ох, Мейа, я никогда еще не чувствовал себя так...

Лицезреть его триумф — начальный этап моего наказания. А мне уже хочется сдохнуть.

— Потому, будем рассуждать логически, мне стоит тебя поблагодарить. Не будь твоя суть такой продажной, я бы никогда и не поднялся из проклятого кресла, никогда не отомстил за себя, никогда не почувствовал снова тепло и нежность женского тела. — Его рука недвусмысленно касается моего лица, и я напрягаюсь. — Я не заберу твою жизнь, хотя твое предательство — непростительный грех. Я милосерден, Мейа. Тебе нужно только поклясться мне в верности. Сказать, что сделаешь все, что я захочу, потому что благодарна мне. Я не стал убивать твоего брата, хотя у меня были все права отправить его следом за папочкой. Но у парня неплохой потенциал и кровь человека, что немаловажно.

— Ты сказал, что отпустишь его. — Повторяю я, превозмогая отвращение. — Ты поклялся.

— Хочешь, чтобы я отпустил его? — Его голос становиться омерзительно вкрадчивым. — Будь покорной, Мейа, и мы поступим так, как ты хочешь, идет?

Я боюсь строить предположения касательно его последних слов. Но когда его рука вновь касается моего лица, скользнув вниз, к груди, у меня просто не остается сомнений.

— Тебе лучше убить меня. — Шиплю я. — Гребаный извращенец.

К горлу подкатывает тошнота. Его даже не останавливает наше дальнее, но все-таки родство.

— Когда это ты стала такой разборчивой? — Усмехается Захария, больно обхватывая мою шею пальцами. — Понимаю, ты хочешь, чтобы на моем месте был Аман. Но здесь всего лишь я.

Отпустив меня, мужчина проходит к металлическому столу, на котором находятся пистолет, бутылка с водой, ключи и ножницы. Последние Захария берет в руки, проверяя остроту лезвий большим пальцем.

— Я сегодня необычайно добр, девочка моя. Я разрешаю тебе звать его в процессе. И желательно, чтобы ты смотрела прямо в камеру при этом.

Мой взгляд, в котором бушует нарастающая паника, метнулся к камере. Извращенный ум старика продумал даже такую деталь. Напоминание о неотвратимом унижении и позоре, которое он отправит Аману, перевязав предварительно красной ленточкой? Которым будет меня шантажировать до скончания моей жалкой жизни?