Одна откровенная ночь - Джоди Малпас

— Скажи, что тревожит твою прекрасную головку, — прерывает мои размышления хриплый ото сна голос. Обернувшись, замечаю, что он лежит на боку, молитвенно сложив руки под щекой. Вымученно улыбаюсь, зная, что не выйдет его провести, и позволяю Миллеру вместе с его совершенством отвлечь меня от внутренних переживаний.

— Просто замечталась, — тихо говорю, не обращая внимания на сомневающееся выражение его лица. С того самого момента, как мы сели в самолет, я в глубине души мучилась, проигрывая это видение снова и снова. Миллер, конечно же, заметил мою тихую задумчивость, но промолчал. Он не давил на меня, не убеждал в том, что я переживаю из-за обстоятельств, вынудивших нас сбежать в Нью-Йорк. Хотя в этом случае он оказался бы частично прав. С тех пор как мы прибыли сюда, меня изводили произошедшие события, неожиданно всплывшие тайны и тени прошлого; я винила себя за неспособность оценить в полной мере Миллера и его преданное мне поклонение.

— Подойди сюда, — шепчет он, оставаясь спокойным, ни единого намека на заинтересованность, только тихий повелительный голос.

— Я собиралась сделать кофе. — Глупо полагать, что получится долго избегать его расспросов и заботы.

— Я уже один раз попросил тебя. — Он приподнимается на локте и наклоняет голову. Губы сжимаются в прямую линию, а кристально-синие глаза прожигают насквозь. — Не заставляй меня повторяться.

Мягко качаю головой и со вздохом скольжу обратно под одеяло. Миллер неподвижно ждет, пока устроюсь у него на груди. Когда я удобно размещаюсь, он обхватывает меня руками и утыкается носом в волосы.

— Лучше?

Я киваю ему в грудь и таращусь на его мышцы, пока он, глубоко дыша, обследует мое тело. Знаю, что ему ужасно хотелось утешить и успокоить меня. Но он не стал, предоставив мне личное пространство, хоть для него это невероятно сложно. Я слишком много думаю. Сама понимаю это, да и Миллер тоже.

Он освобождает мои волосы из захвата и тратит несколько мгновений, приводя их в порядок. Затем взгляд обеспокоенных синих глаз фокусируется на мне.

— Не переставай любить меня, Оливия Тейлор. Никогда.

— Никогда, — соглашаюсь, ощущая, как усиливается чувство вины. Хочу убедить его, что он не должен сомневаться в моей любви, никогда. — Не накручивай себя.

Протягиваю руку и большим пальцем провожу по его полной нижней губе, наблюдая, как Миллер лениво моргает и прижимает мою руку ближе к своему рту.

Потом раскрывает мою ладонь и целует ее в центр.

— Это улица с двухсторонним движением, красавица. Мне невыносимо видеть тебя печальной.

— У меня есть ты. Я не могу быть печальной.

Он улыбается и наклоняется, чтобы нежно поцеловать кончик моего носа.

— Позволю себе не согласиться.

— Вы можете позволить себе все что угодно, Миллер Харт.

Быстро схватив, он притягивает меня к себе, раздвигая бедра так, что я оказываюсь стиснутой между ними. Сжимает мои щеки в ладонях и тянется губами вперед, оставляя их в миллиметре от моих, обжигая кожу горячим дыханием. Не могу контролировать ответную реакцию тела. И не хочу.

— Позволь попробовать тебя, — бормочет он, заглядывая мне в глаза.

Потянувшись вперед, сталкиваюсь с его губами, забираюсь сверху, обхватывая его бедра и попой чувствую, насколько он возбудился. Стону ему в рот, благодарная за выбранный способ отвлечь.

— Мне кажется, я подсела на тебя, — бормочу, обхватив его голову, и нетерпеливо дергаю, пока Миллер не усаживается. Обнимаю его ногами за талию, а он сжимает руками мою попу, притягивая меня ближе, пока мы продолжаем жаркий медленный танец языков.

— Хорошо. — Он прерывает поцелуй и слегка наклоняет меня назад, чтобы дотянуться до ящика с презервативом. — У тебя скоро должны начаться месячные, — замечает он, и я киваю, протягивая руку, чтобы помочь; забираю у него пакетик и разрываю, так же страстно желая приступить к преклонению, как и Миллер. — Отлично. Тогда мы сможем избавиться от этого.