Рулетка судьбы - Антон Чижъ (2019)

Чиновник сыска явился под вечер в участок, потребовал собрать вокруг дома не менее четырех городовых, причем скрытно. Мало того: предстояло засесть в засаду в доме мадам Терновской. Зайти просто с Большой Молчановки было нельзя, извольте пробираться по снегу через сад. Ради того, чтобы Пушкин согласился признать дело Живокини самоубийством, а ее – убийцей сестры, пристав на все был готов. Чтобы отвязался. И вот уже третий час вместе с Трашантым мерз в гостиной. Согревало, что вместе с ними мерзли еще два чиновника из сыска. Тоже не понимающие, зачем такие мучения.

И ведь ничего не происходило. Пушкин приказал близко к окнам не подходить, а следить во все глаза за особняком на другой стороне. Зачем следить, было не ясно. Нефедьеву донесли, что мадам Медгурст скончалась. В доме окна темные, никакого движения. А сейчас что случилось? Ну остановилась пролетка около особняка, ну сошла женская фигура с узелком. Наверняка экономка вернулась, готовит хозяйку в последний путь. Нефедьев решительно ничего не понял. О чем заявил вслух.

– Факты будут очевидны, – сказал Пушкин. – Я иду, вы ждете сигнала.

– Какого сигнала нам ждать? – раздраженно спросил пристав.

– Сигнала, чтобы все, включая городовых, направились в особняк.

– Какой именно сигнал?

– Тот, что найдется под рукой…

– Господин Пушкин, кого вы там хотите поймать?

– По возможности – убийцу, – ответил Пушкин.

– Убийцу – кого? – не унимался пристав.

Ответа он не получил. В окно Нефедьев увидел фигуру чиновника сыска, который перебрался на другую сторону улицы.

…Пушкин забарабанил в дверь. Чтобы не осталось сомнений. Скрипнул замок. Выглянула Агапа. Голову второпях прикрыла платком.

– Что вам угодно? – спросила она, озираясь, нет ли кого еще.

– Мне угодно получить свою долю, – сказал Пушкин.

– Какую долю?

– С тех денег, что хранятся у вас в доме. Много не возьму, сто тысяч будет достаточно… Смогу выйти в отставку.

– Идите вон, вы пьяны. – Агапа хотела захлопнуть дверь, но подставленный ботинок не пустил. – Что вы себе позволяете… Я позову городового…

– Зовите, мадемуазель Агапа. Только тогда все будет кончено. Я возьму убийцу.

– Вы точно с ума сошли…

– А вы забыли, что надо говорить простонародным говором…

Агапа закусила губу.

– Так мне свистеть городового? – спросил Пушкин. – А то стоять холодно…

Дверь чуть приоткрылась, он вошел в прихожую. Затворил за собой и придержал щеколду. Свет шел от подсвечника в две свечи, который стоял на полу.

– Сколько вы сегодня выиграли на рулетке? Уверен, обошли рекорд мадам Живокини.

Агапа промолчала, но сдернула платок.

– Опоздали, – сказал Пушкин. – Розовые бутоны на белом хорошо заметны. В этот платок Вера Васильевна собрала деньги. Вам стало жаль выбросить красивую вещь…

Отступив к темнеющему проему гостиной, Агапа прижалась к стене. Свет, шедший снизу, делал из ее лица маску.

– Что вы хотите? – громко спросила она. В пустом доме звук был сильный.

– Могу повторить: сто тысяч, – громко и отчетливо сказал Пушкин. – Моя цена. Без торговли. С рулетки снято не меньше полумиллиона. Двадцать процентов – вполне разумная цена свободы.

– Подождите здесь, – сказала Агапа, подняла подсвечник и пошла через гостиную.

Лелюхин выставил руку.

– Глядите, господа, огонек мимо окон движется… Как отсюда хорошо наблюдать…

Пристав пригляделся и ничего не заметил.

– Это сигнал? – спросил он.

– Еще рано, ждем…

Ждать Пушкин не стал, вошел в гостиную. У окна кресла-коляски не было. Не было столика с лекарством. Шкура медведя расплеталась у противоположной стены. Зато появился новый запах. Резкий и химический. Агапа вышла из дальнего конца гостиной, оставив дверь отрытой. Подсвечник держала при себе.

– У каждого товара своя цена, – сказала она.

– Вы правы, госпожа Завадская…

Агапа была спокойна.