Мухи - Максим Кабир (2021)

Изящный мулат, чей скульптурный торс поблескивает от пота или масел. И последняя – смуглая молодая женщина.

«Знакомьтесь, – прозвучал в памяти голос Роминого деда, – Цвира Минц, также известная как Ирма Войнович».

Скорчившаяся на бронзовом щите Саша не сомневалась, что видит именно Цвиру, исчезнувшего более столетия назад медиума.

21

Махонин

Смоляные волосы Цвиры ниспадали до широких бедер. Налитые груди венчали шоколадного цвета соски. Треугольник лобка укутали блестящие и жесткие как проволока волоски.

Она выглядела величественно и устрашающе, будто ожившая статуя.

– Простите, – выдавила Саша.

Она невпопад вспомнила давнее происшествие, когда их с Ксеней, гуляющих по парку, заприметил эксгибиционист. Он вылетел из кустов и принялся, по выражению Ксени, «наяривать колбаску». Саша была изумлена, а подруга спросила весело:

– Ты не шутишь, чувак? Двенадцать сантиметров – все, чего мы достойны?

Пристыженный извращенец смотался, пряча увядшее хозяйство, и Ксеня смеялась вслед.

Кто теперь спасет ее от пожирающего страха, надает по щекам, разбудит?

Шестеро вверху

(шесть призраков, шесть мертвых спиритов)

не обращали на нее никакого внимания и смотрели мимо, в скважину. Словно находились не здесь, не в этом времени.

Саша поняла, как если бы мысль внушили: попытайся они схватить ее, руки пройдут сквозь тело, не навредив.

Не это время.

Она ощутила себя зрителем в амфитеатре, но, удивительно, паралич прошел, воздух хлынул в легкие.

Шестеро сжимали перед собой скрученные трубочками листы бумаги. Коротышка проговорил писклявым бабьим голоском:

– Арфаксат, Гонзаг, Асмодей, Фаэтон!

Бумага спланировала в яму, точно в скважину, будто ее втянул пылесос.

– Кальконикс, – сказал женоподобный брюнет.

(Адам Садивский, – шепнул голос, – человек, о котором писал Достоевский.)

– Бальберит, Грессил, Веррен!

Полетела в скважину бумажка.

– Мерихим, – подхватил старик, – Пифон, Велиал, Соннелон!

Белая трубка пролетела мимо Саши.

– Карро, – вторила уродливая старуха, – Карниван, Розье, Левиафан!

– Оливий, – сказал с акцентом мулат, – Антисиф, Потифар, Абаддонна!

Саша перевела взгляд на Цвиру, красивую и кошмарную. Та подняла руку над бассейном. В карих глазах отражались язычки огня.

– Уробах! – провозгласила Цвира. – Бельфегор! Маммона! Астарот!

Бумажка упала вниз, но Саша поймала ее на лету.

Брюнетка не заметила, удовлетворенная, отошла от края.

Непослушными пальцами Саша распрямила листок. На нем было начертано чернилами:

«Заложные, дайте мне власть и силу».

«Заложные? – мысленно переспросила Саша. – Зало…»

Записка выпала из рук и юркнула в скважину. Свечи начали гаснуть. Темнота заливала комнату. Растворялись в ней гротескные фигуры. Карлик, старуха, мулат…

Саша посмотрела через плечо.

У бортика внутри бассейна, в метре от нее, сидел на корточках мужчина. И таращился в упор. И видел ее. И… и мог потрогать.

Он был массивным, с шарообразным брюхом, с лысой головой, плавно перетекающей в покатые плечи. С плеч струился атласный халат. Синие похотливые глаза вперились в девушку, ноздри раздулись.

За пределами куцего Сашиного опыта была тьма, и тьма кишела мертвецами.

– Ты знаешь? – просипел человек. – Знаешь, как в старину называли раков?

Его лицо стало сереть, оплывать, разваливаться, словно речная кувшинка. Мясистые губы стекли по подбородку, обнажая пеньки зубов, нос истлел, глазные яблоки вылезли из орбит. Лопнули щеки, по рыхлому мясу побежала вода.

– Чертова вошь! – прорычал утопленник. – Их называли чертовыми вшами!