Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон (2013)

Кулидж тогда занимал должность президента всего немногим более одиннадцати месяцев, и был выдвинут в кандидаты в президенты на свой собственный срок двумя неделями ранее. Супруги были вне себя от горя. Казалось, президент оставил все мысли о политических делах. «Когда он (сын) ушел, с ним ушли и все величие и вся слава президентства», – писал Кулидж позднее.

Кулидж был убежден в том, что трагедия произошла исключительно из-за того, что он стал президентом. В своей автобиографии он писал: «Если бы я не был президентом, то он не натер бы себе ногу до крови, играя в теннис на Саут-Граундс, из-за чего произошло заражение крови… Я не знал, что мне придется заплатить такую цену за проживание в Белом доме». Особенно трогает последнее предложение в автобиографии: «Быть президентом – это стоит очень дорого».

Представителей прессы больше всего занимал не сам факт нежелания идти на президентские выборы, сколько странная формулировка «я предпочитаю не участвовать в президентских выборах», а не более прямое высказывание «я не желаю» или «я решил не участвовать». Многие воспринимали ее не как окончательную, а как, скорее, принятое нехотя решение пойти на выборы, если такова будет воля народа. Юморист Уилл Роджерс вкратце выразил эти предположения в своей популярной газетной рубрике: «Мне кажется, заявление мистера Кулиджа – самое удачное из всех высказываний, какие когда-либо делали кандидаты. Он потратил много времени, выбирая в словаре слово «предпочитаю» вместо «я не буду». Не требуется особых познаний в политике, чтобы понять, что человек может получить гораздо больше голосов, если он вынужден подчиниться требованиям большинства, нежели действуя по своей собственной воле. Мистер Кулидж – самый проницательный политик из всех, кто когда-либо получал государственное жалованье».

Больше всех заявление Кулиджа обнадежило Герберта Гувера, который ясно видел себя преемником Кулиджа, даже если вся остальная страна этого еще не видела или пока что не признавала. Гувер тогда отдыхал в лесах Северной Калифорнии, и его, как и всех, тоже озадачила формулировка Кулиджа. «В Новой Англии слово «предпочитать» имеет различные значения, – размышлял он позже. – Я решил ничего не говорить, пока не посоветуюсь с самим президентом». Как следует из мемуаров Гувера 1952 года, он подождал, пока они оба вернутся в Вашингтон в сентябре, хотя в других источниках утверждается, что они встретились раньше. При встрече Гувер, стремившийся прежде всего к ясности и, возможно, к одобрению его кандидатуры, спросил, следует ли ему, по мнению Кулиджа, участвовать в выборах, на что тот ответил: «Почему бы и нет?»

Если Кулидж лелеял тайные надежды на то, что представители его партии будут его уговаривать, то этого так и не произошло; если это его озаботило, то он не подал и виду. Все, что можно было утверждать наверняка, так это то, что он отказался поддерживать Гувера или любого другого кандидата на том основании, что люди должны сами сделать свой выбор. Сразу же после этого заявления он стал выглядеть гораздо более спокойным и даже добродушным, чем до этого.

Через несколько дней он благосклонно разрешил индейцам сиу провозгласить его почетным вождем по имени Уомбли Токаха («Ведущий за собой орел»). На этой церемонии он предстал в огромном головном уборе из перьев, в котором гордо позировал перед фотографами. Он выглядел смешно, но, вместе с тем, и немного очаровательно. Нация пришла в восхищение.

Настроение Кулиджа поднялось настолько высоко, что пять дней спустя он с удовольствием проехал двадцать три мили по дикой местности, чтобы одобрить, казалось бы, безрассудную идею, предложенную одним из самых безумных фантазеров двадцатого столетия. Идея заключалась в том, чтобы высечь на горе Рашмор портреты президентов, а фантазера звали Гутзон Борглум.