Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон (2013)

Таков был итог дела Сакко и Ванцетти. 3 августа Фуллер с сожалением сообщил о том, что оснований для помилования не имеется и что казнь должна свершиться. Сакко и Ванцетти должны были посадить на электрический стул на следующей неделе.

Тогда эта новость не произвела такого большого ажиотажа, как можно было ожидать – в основном потому, что президент Кулидж в далекой Дакоте смутил всю нацию своим собственным неожиданным заявлением.

21

День 2 августа в Южной Дакоте выдался холодным и дождливым. Человек тридцать из президентского пресс-кортежа с удивлением получили приглашения приехать в школу Рапид-Сити, чтобы в полдень выслушать специальное заявление. Когда их завели в один из классов, они еще больше удивились, увидев за учительским столом президента Кулиджа. Это была четвертая годовщина смерти Уоррена Гардинга и, соответственно, вступления Кулиджа в его нынешнюю должность. На лице его отражалось какое-то загадочное удовольствие.

Журналистов попросили выстроиться в очередь. Каждый подходил к столу, и Кулидж вручал ему полоску бумаги два на девять дюймов, на которой было написано: «В тысяча девятьсот двадцать восьмом я предпочитаю не участвовать в президентских выборах». И все. Это решение застало всех врасплох. «Словно гром среди ясного неба – слишком бледное сравнение для того впечатления, которое произвела шифровка Кулиджа», – писал Роберт Бенчли в «Нью-Йоркер». Даже первая леди страны, Грейс Кулидж, казалось, ничего не знала о решении своего мужа и узнала о нем только от присутствовавших на той встрече.

Кулидж произнес только пару фраз: «Все собрались?» перед началом и «Нет», когда его спросили, собирается ли он прокомментировать свое заявление. Затем журналисты побежали сообщать о нем всему миру. Послание занимало либо десять, либо двенадцать слов, в зависимости от того, как передавать числительное года – в этом согласия не было – но из офиса «Вестерн-Юнион» в Рапид-Сити корреспонденты отправляли в свои газеты и редакции сообщения в несколько сотен тысяч слов.

Вопрос, почему Кулидж решил отказаться от участия в выборах, был одним из самых обсуждаемых в течение последующих восьми лет. Возможно, причин тому было несколько. Как самому Кулиджу, так и его супруге не нравился Вашингтон, особенно душным летом, по каковой причине он и предпочел провести лето 1927 года в длительном отпуске. К тому же у него не было особой программы. Вряд ли он оставил какой-то иной след в мире помимо того, что уже сделал за четыре года на посту президента. Кроме того, у Кулиджа были некоторые предвидения насчет будущего экономики. «Папочка говорит, что будет депрессия», – однажды сказала Грейс своей знакомой после того, как ее супруг сделал свое заявление.

Но есть еще одна причина, которую в то время не упоминали, хотя она может оказаться самой важной. Кулидж страдал от хронической депрессии в результате семейной трагедии, в которой винил себя самого. Тремя годами ранее, в последний день июля 1924 года два его сына-подростка, Джон и Калвин-младший, играли в теннис на корте Белого дома. На ногах у Калвина-младшего были кеды без носков, и он натер себе ногу. Произошло заражение, волдырь воспалился, через несколько дней у мальчика поднялась температура, и он впал в горячечный бред. 3 июля, за день до дня рождения Калвина-старшего, его поспешно доставили в центральную больницу Уолтера Рида.

В письме к своему отцу Кулидж писал: «Калвин очень болен… Он натер себе ногу до волдырей, и в кровь попала инфекция. Палец выглядит нормальным, но яд распространился по всему организму… Конечно, в его распоряжении все, чем может похвастаться современная медицина, но он еще может долго проболеть, с язвами, а может и поправиться через несколько дней». Три дня спустя мальчик умер.