Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон (2013)

Но за пределами банковской системы немногие тогда распознали знак надвигающейся бури. Среди политиков обеспокоился и даже пришел в ярость только Герберт Гувер. Он обозвал Стронга «духовным приложением к Европе» (а позже обвинил его в «преступлении, которое хуже убийства»); в письме к Совету управляющих ФРС он предсказал, что необдуманное понижение ставки приближает депрессию. В отдельном обращении к Кулиджу он призвал президента вмешаться. Кулидж проигнорировал его предупреждения, поскольку считал, что на рынке все хорошо, и верил министру финансов Эндрю Меллону, который незадолго до этого заявил: «На фондовом рынке, по моему мнению, царит порядок, и я не вижу никаких признаков чрезмерной спекуляции». Кроме того, Федеральный резерв был отдельной независимой организацией, которая не обязана была подчиняться президенту. Как обычно, Кулидж предпочел устраниться от ответственности и вместо этого вернулся к приятному времяпрепровождению за ловлей форели. Разбираться с Великой депрессией предстояло другому президенту.

16

Наконец-то облака над страной развеялись и установилась теплая летняя погода. К началу долгих выходных в честь Четвертого июля температура в Нью-Йорке поднялась до 80 градусов по Фаренгейту. Это было наступление первой волны летней жары.

Жара преобразила городскую жизнь. Она дала общую тему для разговоров между незнакомцами. На какое-то время у всех стало о чем поговорить. К жителям большого города вернулось почти позабытое чувство общности. Люди сидели на ступенях. Парикмахеры выставляли кресла наружу и брили своих клиентов в тени деревьев или навесов. Повсюду были широко распахнуты окна – в конторах, квартирах, отелях, библиотеках, больницах, школах, так что шум города тоже проникал повсюду. Гул автомобилей на дальних улицах, крики играющих детей, перебранка в соседнем доме – все это и множество других звуков сопровождало человека во время работы, во время чтения и во время бесплодных попыток уснуть. Сегодня мы устремляемся внутрь домов, чтобы избежать городской суеты. В 1920-х годах суета устремлялась внутрь вместе с вами.

Поскольку Четвертое июля приходилось на понедельник, многим рабочим предоставили три выходных, что было удивительным новшеством в ту эпоху, когда люди еще не до конца привыкли, что вообще бывают выходные. Средняя рабочая неделя в Америке сократилась с шестидесяти часов в начале десятилетия до сорока восьми часов в 1927 году, поэтому у людей появилось больше свободного времени, но возможность провести три дня без работы выпадала настолько редко, что казалась едва ли не чудом. Почти все пытались максимально воспользоваться свободным временем. В пятницу все билеты на поезда были распроданы на несколько дней вперед. По сообщению журнала «Тайм» во время выходных по поводу Четвертого июля из Нью-Йорка собирались выехать или въехать в него два миллиона человек. Пенсильванская железная дорога выделила дополнительные 235 поездов; железнодорожные компании Нью-Йорка, Нью-Хейвена и Хартфорда тоже пообещали выделить дополнительные пригородные поезда для тех, кто отправлялся на Кейп-Код и Мэн.

3 июля Кони-Айленд посетили миллион человек, что до сих пор остается рекордом. Рокавей и Стейтен-Айленд приняли, пожалуй, на полмиллиона больше, хотя власти Стейтен-Айленда сообщали, что местные жители садились на поезда, отправлявшиеся в Нью-Джерси. Толпы осаждали Эсбери-парк, Лонг-Бич и Атлантик-Сити. Бордуок в Атлантик-Сити был заполнен с раннего утра до позднего вечера в субботу, воскресенье и понедельник.

Те же, кому не удалось выбраться из города, делали все возможное, чтобы оставаться в прохладе. Многие отправлялись в кинотеатры с кондиционированием, хотя тогда такого слова еще не существовало. Впервые оно было упомянуто в следующем месяце в связи с установкой оборудования для охлаждения воздуха в Рено, штат Невада, в редакции «Ивнинг газетт». А до той поры говорили просто «охлаждение воздуха».