Беспокойное лето 1927 - Билл Брайсон (2013)

Когда после смерти Гардинга в августе 1923 года американский народ вдруг обнаружил, что обязанности президента стал выполнять какой-то непонятный Кулидж, многих это встревожило. Некоторые даже разволновались не на шутку. Освальд Гаррисон Виллард, редактор журнала «Нэйшн», писал: «Сомневаюсь, что этот пост когда-либо доставался человеку настолько холодному, настолько ограниченному, настолько реакционному, настолько не вдохновляющему и настолько непросвещенному, и менее всех что-то сделавшему, чтобы его заслужить – то есть такому, как Калвин Кулидж». Но вскоре общественное мнение стало склоняться на сторону Кулиджа, иногда даже вопреки ему самому. Народу понравились его небольшие чудачества, и о них даже ходили добродушные шутки. Самой яркой чертой его характера была немногословность. Широко известна история (хотя и неподтвержденная) о том, как одна из женщин, сидевших рядом с ним на званом обеде, сказала ему:

– Мистер президент, моя подруга поспорила со мной, что мне не удастся вытянуть из вас и трех слов за весь вечер.

– Вы проиграли, – якобы ответил президент.

Достоверно известно, впрочем, что однажды президент со своей супругой просидели на стадионе, наблюдая за игрой вашингтонской бейсбольной команды «Сенаторс» с самого начала до конца матча, и за все это время Кулидж только однажды обратился к жене с вопросом о том, который час. Она ответила: «Четыре часа, двадцать четыре минуты», и на этом их разговор закончился. Во время еще одного официального обеда к нему обратилась некая женщина, пожелавшая разговорить его, и спросила, не устал ли он присутствовать на многочисленных обедах. Кулидж пожал плечами, ответил: «Ну, мне все равно надо же где-то есть» и снова переключился на еду. Неудивительно, что его прозвали «Молчаливым Кэлом».

Но в некоторых обстоятельствах Кулидж мог становиться и более общительным – «почти болтливым», как писал один из его биографов. Дважды в неделю он проводил пресс-конференцию, на которой свободно беседовал с журналистами, порой даже очень оживленно, хотя все его комментарии не записывались, а вопросы должны были подаваться заранее личному секретарю с необычным именем К. Баском Слемп.

В частной жизни его чудачества были даже еще более странными. Например, во время завтрака ему нравилось, чтобы слуга растирал ему голову вазелином. Еще он отличался мнительностью и был закоренелым ипохондриком. Часто он бросал все дела, чтобы проверить пульс. Врач Белого дома ежедневно проверял его самочувствие. Те, кто работали с Кулиджем, привыкли, что он часто впадает в состояние «чистейшего упрямства», как выражался его многострадальный помощник Уилсон Браун. В этом состоянии он обладал способностью превращать жизнь людей в ад и едва ли не находил в этом удовольствие. Однажды во время поездки во Флориду государственный секретарь Фрэнк Б. Келлог просил Брауна выяснить, в чем нужно выйти на парад, который должен был состояться на Палм-Бич вечером того же дня. Сам Келлог боялся спрашивать Кулиджа, потому что слишком хорошо знал нрав президента. Браун отправился выполнять просьбу, о чем позже написал в своих воспоминаниях:

«Миссис Кулидж я застал за вязанием, а президент скрывался за газетой. Когда я передал ему вопрос Келлога о том, должны ли члены делегации выехать в город во фраках и цилиндрах или же в соломенных шляпах и летних костюмах, он ответил, не отрывая взгляда от газеты: «Пусть сам решает». «Калвин, – обратилась к нему миссис Кулидж, – так с государственными секретарями не разговаривают». Мистер Кулидж нехотя отложил газету, посмотрел на меня и сказал: «А вы как думаете, в чем я должен выехать?» Я посоветовал ему облачиться в летний костюм и надеть соломенную шляпу. «Ну тогда скажите Келлогу, чтобы надел цилиндр», – отрезал Кулидж».