Я все еще здесь - Клели Авит (2015)

– Да, это я… Нет… Паршивый день, ага… Шеф… Расстроен? Вроде того…

Судя по его безнадежному голосу, он вполне мог бы сказать не «вроде того», а «еще как». Но в телефонном разговоре мы иначе подбираем слова. Допускаю, что он сознательно не хотел огорчать своего собеседника.

– Да, точно… Одна пациентка… Да, в моем отделении. Длительная кома… Ее парень только что ушел.

А вот тут ошибочка, дорогой мой интерн: Тибо не мой парень. Только у меня нет ни малейшей возможности объяснить тебе это.

– Ага… Да нет, я у него спрашивал, но он не ответил. Чмокнул ее в щеку, но и слепому видно, что хотел поцеловать в губы. Наверное, постеснялся при мне… Нет, пока рано! Еще несколько дней…

Я застыла – по двум причинам. Во-первых, потому что Тибо, оказывается, выглядел так, как будто хотел поцеловать меня в губы. А во-вторых, интерн внезапно разрыдался. Господи, что это с ним?

– Прости, это ужас просто… Да знаю, знаю! Но… Они хотят ее отключить! Ты понимаешь?.. Да, это тоже часть моей профессии, но… У меня просто сердце разрывается. Так… Погоди-ка… Меня вызывают по внутреннему…

И верно, я еще несколько секунд назад засекла какую-то вибрацию, только не поняла, откуда она исходит.

– Надо бежать… Да… Ладно, до вечера… И я тебя люблю…

Я услышала глубокий вздох, который вырвался из груди интерна, прежде чем он закрыл за собой дверь. Я бы вздохнула точно так же – если бы могла.

10

Тибо

Мать закрыла за собой дверь палаты 55, бросив на меня последний вопрошающий взгляд. Я притворился, будто ничего не заметил. У меня еще с понедельника оскомина не прошла. Никакого желания повторять.

К тому же у меня на примете есть кое-что получше.

Я направился к палате 52. Под номером – все та же фотография. Теперь, когда друзья Эльзы мне все объяснили, я могу предположить, что она особенно любит именно этот ледник. Мне все еще трудно понять ее страсть к альпинизму, особенно с учетом того, чем все кончилось.

Я взялся за дверную ручку, но тут же замер. Из палаты доносился чей-то голос, который смолк, как только скрипнула дверь. Девушка, без всякого сомнения. И это не Ребекка, которую я видел в прошлый раз. Я услышал скрип отодвинутого стула, а потом звук чьих-то нерешительных шагов. Я убрал руку, судорожно подыскивая спасительное решение. Ну и жалко же я, наверное, выгляжу.

Кто бы там ни был, мне не хотелось объяснять, почему я здесь. Не хотелось сочинять новую ложь или выдавать подобие правды. Надоело. Я просто хотел немножко отдохнуть в спокойном месте. Но ни один нормальный человек этому не поверит. Ну, разве что кроме Ребекки и ее парня. Стив, по-моему, так и не одобрил мое поведение.

Лестница была слишком далеко, чтобы успеть там спрятаться. Та девушка наверняка увидит, как я спасаюсь бегством, как только откроет дверь, да и смешно было бы удирать от нее. Хотя не менее смешно плюхаться на стул в нескольких метрах от двери. Впрочем, сработало. Состроив скучающую мину, я скользнул взглядом по лицу девушки. На вид ей было лет двадцать, похожа на студентку. Перед тем как вернуться в палату, она недоверчиво оглядела коридор.

Я с облегчением расправил плечи и откинулся на спинку стула. Я говорил, что выгляжу смешным? Скорее уж жалким. Я вожу мать в больницу, чтобы она навестила моего брата, а сам хочу только одного – забраться в палату пациентки, лежащей без сознания, просто для того, чтобы побыть в покое.

Я все делаю неправильно. Я неправильно веду себя с братом, с матерью. Неправильно ищу покоя. Если я не желаю навещать своего родственника, это не значит, что к Эльзе должны относиться так же. Вот и доказательство: на прошлой неделе ее навестили трое друзей, теперь пришел еще кто-то. Я с удивлением поймал себя на мысли: скорей бы этот «кто-то» убрался оттуда. К определению «жалкий» я добавил «эгоист» и еще дальше откинулся на спинку стула.