Любовь и война. Великая сага. Книга 2 - Джон Джейкс (1984)

– О Боже… – простонал Чарльз, накрывая голову подушкой.

Но она не помогла заглушить ритмичный стук оловянных кружек, топот ног и хор голосов, к которому присоединился прекрасный баритон Мордекая Вудвайна:

Мне больше не поднять мушкет и не вернуться в бой,

Но никому из них вовек не заслужить мою любовь,

Мне не ужиться с теми, кто Юг наш разгромил,

И я прощенья не прошу за все то, чем я был[67].

Высокие сорняки и дикие травы колыхались под теплым ветром. Было видно, что поля никто не готовил к посеву. Когда Чарльз повернул мула к палисаднику, у него вдруг появились дурные предчувствия. В такой погожий день все окна дома были наглухо закрыты ставнями. У заднего крыльца, где раньше ничего не росло, цвели дикие фиалки. Амбар был распахнут настежь, зияя черным прямоугольником открытой двери.

– Вашингтон? Бос? – позвал он.

Ему отозвался лишь ветер.

– Есть тут кто-нибудь?

В маленьком саду раскачивались подсолнухи. Почему он еще ждал ответа? Разве он не получил его уже тогда, когда проехал последний поворот ухабистой дороги и увидел молчаливый дом и эти пустые, освещенные солнцем поля?

Наверное, она просто куда-то уехала ненадолго, поэтому и заперла дом. Чарльз локтем выбил стекло в кухонной двери, повернул ручку и вошел внутрь. Вся мебель стояла на своих местах, стулья были аккуратно расставлены вокруг стола. Кастрюли и сковорода с длинной ручкой висели на своих колышках так же, как прежде. Чарльз открыл буфет. Тарелки тоже были на месте.

Он побежал в ее спальню, громко топая по дощатому полу. Кровать была тщательно заправлена, а на столике рядом с изголовьем лежал томик Поупа с голубой лентой-закладкой. Конечно же, она уехала ненадолго. Разве иначе она оставила бы здесь эту книгу? Наверняка просто отправилась куда-то на день-другой вместе со своими неграми.

Чтобы убедиться в этом, Чарльз распахнул дверцы платяного шкафа, ожидая увидеть там всю одежду Августы.

Шкаф был пуст.

Он замер на месте и в тревоге нахмурился. Как же это понимать – одежды нет, а любимая книга на месте?

Входя в дом, он оставил дверь открытой, и теперь сильный ветер, пролетев через холл, со стуком захлопнул дверцу шкафа. Чарльз вздрогнул и, словно очнувшись, вернулся в кухню. Там он положил книгу на стол и, выбежав во двор, поспешил к амбару, где негры хранили инструменты. Все лежало на своих местах.

Он отпилил несколько кусков доски, изнутри заколотил ими разбитую дверь, взял книгу и завязал дверную ручку веревкой. За это ему тоже придется попросить прощения у Августы, когда они увидятся. Как и за многое другое.

Уже собираясь влезть на мула, он остановился и открыл книгу на странице, заложенной голубой лентой. Там он увидел маленький незнакомый цветок, плоский и усохший, почти потерявший свой желтый цвет. Чарльз вдруг почувствовал, как перехватило горло.

Стихотворение называлось «Ода уединению». Четыре строчки Августа подчеркнула тонкой чернильной линией.

Прожить в безвестности, дай Бог!

Почить в конце земного бытия,

И чтобы камень ни один не мог

Поведать миру, где схоронен я[68].

Чарльз выругался и захлопнул книгу. По спине пробежал холодок. Всю дорогу до Фредериксберга он нещадно подгонял мула.

Хотя бо́льшая часть горожан уже вернулась, работы по восстановлению пока велись не слишком активно. В двух лавках, где Чарльз спрашивал об Августе, никто ничего не знал, и только от владельца третьей, после того как он представился, ему удалось хоть что-то узнать.

– Она отпустила обоих своих негров, – сказал Чарльзу хозяин лавки, дюжий мясник. – Это я от Боса узнал, того, что помоложе, когда он был здесь, в городе. А через пару дней она исчезла, никому ни слова не сказав. Я уж потом вспомнил, что за день до этого она приходила и расплатилась по всем счетам.

– Как давно это было?

– Да уж несколько месяцев прошло.