Три жреца - Маджид Кейсари (2018)

Что же это такое? Где их гадание на песке и астролябия? Халима посмотрела на Хареса, но и он был озадачен поведением жрецов в ярких балахонах. Она пристально посмотрела в глаза мужа, но он не смотрел на нее и ребенка, а уставился на предметы из ларца. Его уста раскрылись в улыбке, и все лицо светилось от радости. Потеряв голову, Харес не знал, как благодарить жрецов. В знак признательности он сделал перед жрецами несколько земных поклонов. Он никак не мог скрыть своей радости.

Жрецы посмотрели на Хареса и тут же перевели пристальный взгляд на Халиму и ребенка. Женщина слышала, как они тихо переговариваются между собой на незнакомом ей языке. Она взглянула на Хареса в надежде, что он понимает их речь. Что это за язык? Почему они хотят, чтобы никто не понимал их? Самые разные мысли лезли ей в голову.

Она хотела выбежать наружу, чтобы не оставаться больше с этими людьми, не разговаривать с ними и не видеть их яркую одежду и эти ларцы. Вдруг жрецы все вместе протянули руки к ребенку, сказали хором: «Аллилуйя!» – и склонили головы перед Халимой и Харесом, как будто благодарили их за что-то.

Видя, как они смотрят на ребенка, Халима обняла его обеими руками и крепче прижала к груди. «Спроси, что они делают и за что благодарят нас?» – сказала она Харесу.

Харес засмеялся. Он был очень простодушным человеком. Халима скрежетала зубами, не зная, как дать понять мужу, что здесь происходит что-то неладное. Харес встал с места и пошел к выходу. Почему он ничего не делал, чтобы эти люди поскорей убрались из шатра?

Жрец, одетый в бирюзовый балахон, отгонял мух от благовоний.

– Примите это от нас, – сказал он.

– Зачем? – спросила Халима.

– Это наши скромные подарки, – ответил тот.

– Разве мы заслужили всё это? – спросила она.

– Во имя этой счастливой звезды… – сказал жрец.

Харес опустил полог шатра, и все вдруг погрузилось во мрак. Мухи стаей полетели к отверстиям в пологе шатра, из которых пробивались лучи света.

Жрецы посмотрели друг на друга и перевели взгляды на Хареса. Жрец в малиновом балахоне почесал свою рыжую бороду и прокашлялся. Казалось, его терзало сомнение. Халима взволнованно вглядывалась в темноту. Предчувствие подсказывало ей, что именно сейчас что-то появится или исчезнет.

* * *

Харес растерянно переводил взгляд то на ларец, то на руки жреца в бирюзовом балахоне, то на другие ларцы. В его сознании перемешались самые разные запахи, наполнившие шатер, – приятные и незнакомые. Жрец поднял флакон с каким-то благовонием и поднес его к лицу Хареса: нефритовый, яркий, как свежая трава в лучах солнца, ныряющего в облаках, он был умопомрачительным. Внезапно Харес испуганно посмотрел на полог шатра. «Если кто-то из мужчин племени увидит, что здесь происходит… – подумал он и бросился к выходу. – А что, если это уже кто-то увидел?» Он нерешительно выглянул наружу и внимательно посмотрел на ожидавших там людей: пряхи никуда не торопились уходить. Однако ветер, конечно же, уже повсюду разнес аромат благовоний. Если эти люди узнают, что находится в ларцах, то Харес уже не сможет жить рядом с ними. Тогда ему придется поставить свой шатер в нескольких милях отсюда и опять удалиться от людей. С того самого дня, как Халима стала кормить грудью этого осиротевшего мальчика, соседи и даже сестры жены начали обходить их семью стороной.

Харес задернул полог шатра, и жрецы, Халима и ребенок тотчас оказались в темноте. Он вернулся к жрецам. Мухи жужжали еще громче. Жрецы и Халима не сводили с него глаз.

– Я не хотел, чтобы кто-то увидел… подумал, может быть…

Он не мог подобрать подходящих слов и боялся, что присутствующие догадаются, как неспокойно у него на душе. Жрецы, чувствуя неловкость из-за того, что в шатре неожиданно стало темно, отвернулись от Хареса.

Сам он вернулся к шесту.