Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

Какое-то время люди колебались, но потом бросились к рампе в последней попытке что-то понять. Тимми и Белинда снова оказались первыми, причем Белинда раньше всех взобралась на сцену, но споткнулась и упала на четвереньки прямо на горку опилок, высыпавшихся из Угрюмого Десмонда. Тимми направил луч фонарика вниз. Рядом с опилками на досках образовалась лужа, а длинное платье Белинды испачкала кровь.

Вновь донесся звук сорвавшейся сверху капли, пустившей круги по луже у их ног. Лучи фонариков устремились к потолку, заметались в темном пространстве среди нагромождения балок, переходных мостков и креплений для декораций. Показалась плюшевая собака, затем две другие, но Угрюмого Десмонда там уже не было. Кто-то из-за кулис крикнул остальным, что нашел его на полу. Жестоко выпотрошенный плюшевый покров мгновенно озарился светом десятка фонариков, но так же быстро пропал в темноте, когда лучи опять направили вверх. Осознание жуткой реальности одновременно пронзило всех. Десмонда не случайно сдернули с мясницкого крюка. Рядом с тремя висевшими в петлях плюшевыми игрушками теперь располагалось что-то более громоздкое, тяжелое и темное. После очередных нерешительных метаний света один из лучей уперся в нечто, обряженное в одежды из черной ткани.

Всеобщее смятение нарушил голос Уинтера, просившего помочь ему развязать и придержать веревку. К нему устремился Детлепс; рядом сразу оказался Уэдж. Темная масса наверху дрогнула и стала постепенно опускаться. Колесо блока отчаянно скрипело, словно катафалк в кошмарном сне.

Тело легло на доски сцены. Тимми бросился к нему, но тут же отпрянул, словно отброшенный сильным ударом.

Перед ними, проколотая крюком мясника и обряженная в мужской костюм, валялась на полу мертвая свинья средней черной породы.

Часть III

Аббатство Шун

1

– Крупная и с толстым слоем жира.

Англия, как неутомимая и неистощимая на сюрпризы хозяйка, снова задвинула сумрак в дальний угол и осветила все вокруг солнечным светом. Словно зевая и потягиваясь в своих прозрачных одеждах, она мелькала перед лицом самого Времени. Сменялись пейзажи, показалось здание Общества трезвости в Пигге, скрещение автомобильных магистралей, узкие тропинки, шедшие через неогороженные пастбища, на которых пасся скорее тощий, нежели жирный, домашний скот. И Время, эта казалось бы вечная и все повидавшая сущность, никогда прежде не лицезрело именно такого сочетания света и теней, таких очертаний стелющегося над землей тумана, какие Англия показала этим ноябрьским утром.

– Крупная, с толстым слоем жира и волосатой спиной, – повторил мистер Элиот.

Огромная машина между тем пожирала милю за милей.

– Климат, – сказал сидевший на заднем сиденье Уинтер, и его слова воспринимались как апология профессии археолога, – все дело в климате. Уэдж предложил мне написать книгу. Я ответил, что если захочу самовыразиться в творчестве, то скорее выберу живопись. К сожалению, климат мешает развитию пластических форм искусства в нашей стране. – Он критическим взглядом окинул проносившийся мимо пейзаж. – Нужно быть эскимосом, чтобы заниматься той же скульптурой.

– Право жаль, что курчавошерстный керли[111] так тяжел в кости.

– Эскимосом? – переспросил Эплби, но не потому, что хотел и дальше выслушивать рассуждения Уинтера. Просто надо было хоть как-то реагировать, чтобы поддержать разговор. Мысли же его сосредоточились совсем на другом.

– Да, эскимосом, – повторил Уинтер. – Чтобы жить посреди этой нескончаемой белизны, которая может служить символом вечности. На том же Лабрадоре ты способен создать великое произведение в камне. Да что там – они незримо существуют там сами по себе. В виде творений природы. Разве это возможно здесь?

Он презрительным жестом указал на невзрачные поля, покрытые еще не растаявшим вчерашним снегом.