Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

Уинтер, рассеянно озиравший окрестности, видневшиеся сквозь ноги мраморного быка дедушки Ричарда, стал озадаченно искать связь между этими двумя высказываниями. Дом Уэджа на Гордон-сквер внешне выглядел более чем скучным сооружением, но несомненно заслуживал внимания подлинным блеском внутри. Там было светло (по крайней мере, в той части особняка, где устраивались приемы), причем внутреннее великолепие обновлялось по меньшей мере раз в год. Порой чаще. Интерьер периодически отдавался на откуп новомодному молодому декоратору, и тогда произведения Бранкузи, Местровика и прочих мастеров скульптуры сменяли друг друга, как дешевые безделушки, а почитателям искусства представлялась возможность восхититься разнообразием вкусов Уэджа.

– Да, – завершил Уинтер мысль собеседника, – очередной скучный и бесцветный денек выдался сегодня.

Оба они были типичными городскими жителями и смотрели сейчас перед собой, даже не подозревая о несовершенстве и неполноте собственного видения.

– Мне порой кажется, – продолжил Уинтер, – что Кембридж мог бы создать из меня другого человека. – У него было дело к Уэджу, но он не торопился с этим. – Там дома из такого теплого на вид кирпича, что я бы, наверное, оттаял душой и стал мягким, как переспелый персик.

Уэдж, не помнивший, встречал ли прежде ученого, мечтавшего уподобиться перезрелому персику, прикинул, сколько стоит Уинтер. Фунтов сорок или скорее ближе к ста пятидесяти? И посмотрел на собеседника с новым интересом. Он сам любил повторять расхожую фразу, что с кучки мелких монет зачастую начинают создаваться крупные состояния.

– Персик? – переспросил он после того, как полностью переключился на другие размышления, и уже не мог вспомнить, в какой связи был упомянут данный фрукт.

Уинтер же не отвлекался от взятой темы:

– Вспомните гризайлевую[96] монотонность Оксфорда, – сказал он. – Колледжи из камня цвета золы, пепельные церкви, к которым в наши дни прибавилось несколько современных клерикальных построек, окраской напоминающих обыкновенную грязь. Готические кровли в темно-коричневой гамме. Серовато-голубые ручьи, призрачные туманы и извечный навес из низких лишенных цвета облаков. Когда я гляжу на этот город, мне хочется сжать его рукой и давить, пока не покажется наконец густой красный сок, как из лопнувшего инжира.

Уэдж осторожно прощупал почву.

– Вы когда-нибудь пытались перенести подобные впечатления на бумагу? – спросил он.

– И если мы так говорим об Оксфорде, то какие еще определения останутся у нас для остальных безнадежно серых и призрачно мрачных городов Англии? Насколько же счастлив должен быть, сэр, – при этом Уинтер почему-то указал на Эплби, только что к ним приблизившегося, – насколько же счастлив – трижды благословен будь! – современный Нерон. Нерон, вооруженный новейшими технологиями, запасшийся горючей термитной смесью, чтобы она помогла ему создать восхитительную рапсодию на тему «Блаженство пиромании»! Чтобы заставить охваченные пламенем трущобы рухнуть на землю, чтобы угрюмые фабричные здания развалились, извергнув из недр своих восхитительно яркую вспышку огненно-красного, алого и золотистого оттенков…

– Судя по тому, как высокопарны ваши высказывания, – вставил ироничную реплику Эплби, – вас еще не кормили. Вы успели познакомиться с Кермодом? Он изъясняется примерно так же, когда голоден, хотя стилистически не столь смел и выразителен.

– И под конец, – продолжил Уинтер, явно стремившийся довести свою тираду до конца, – как венец всему – самосожжение. И вот ты уже полыхаешь, переливаясь всеми оттенками драгоценных камней… Должен заметить, мой дорогой Эплби, что вы тонко разбираетесь в мотивах человеческого поведения.

Он посмотрел на часы.

Уэдж перешел к делу быстро и решительно.

– Не желаете ли подписать со мной договор? – спросил он.

– Договор? Вы хотите сделать из меня романиста?