Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес (1938)

– Мотивов было множество. Вы можете оглянуться в прошлое и найти несколько, копнуть вглубь и натолкнуться на другие. Мотивы разбросаны повсеместно. Мы можем вновь проследить мысль Йена. Рэналд долгие годы жил в черной тени преступления, совершенного в Австралии. И чувство вины постепенно оформилось в сильнейший невроз, породивший в нем жуткий страх, уверенность, что Йен возвращается с единственной целью – жестоко отомстить. А стало быть, возникала необходимость обмануть Йена и уничтожить. Одновременно в действие вступило нечто более глубоко символичное. Мнимая смерть Йена в буше стала для Рэналда унизительным и позорным поражением. Вторая и реальная смерть приносила ему необходимое ощущение победы. А он хотел во что бы то ни стало одержать верх в этом противостоянии.

Ноэл Гилби захлопал в ладоши, как дитя.

– Одержать верх в несколько сотен футов длиной… Одержать верх высотой с башню.

– Вот именно. А психоаналитик обнаружил бы здесь еще более потаенную символику. Я уже рассуждал об этом сегодня чуть раньше. Бросаясь с большой высоты, человек как бы совершает символический прыжок от опасности (а она всегда грозит сверху) к состоянию покоя и умиротворения, простирающемуся внизу, на земле. Сбросив Йена с башни, Рэналд добился того, что не сумел сделать в Австралии. Он считал, что спасает Йена. Если разобраться, то его преступление стало изощренной игрой ума, оно наполнено черным юмором, проявления которого мы и прежде замечали за Рэналдом.

– Ума? Юмора? – воскликнул Уэддерберн.

– Да, в том смысле, в каком их толкует Фрейд. Удовлетворение загнанных глубоко внутрь и подавленных желаний в словесной или символической форме. Желание реабилитироваться за давнее преступление перед братом, доказать свое мужество, но осуществимое лишь путем повторного уничтожения Йена, которое теперь воспринималось как его спасение.

В наступившей тишине стало слышно, как за деревянной обшивкой галереи корчится в предсмертных муках очередная отравленная крыса. Уэддерберн достал носовой платок и провел им по взмокшему лбу.

– Знаете, – сказал он, – я все же предпочитаю сталкиваться со всеми этими безднами подсознания в книгах и учебниках. Причем в медицинских, а не юридических.

– Но они подчас не могут не фигурировать в обоих типах учебной литературы. Однако мы с вами еще далеко не исчерпали всего списка мотивов. И пока даже не обладаем всей полнотой информации. Где-то ведь до сих пор укрыты от нас корни чрезвычайно мощных мотивов страха и ненависти в отношении Нейла Линдсея, чье уничтожение было спланировано с поистине дьявольским искусством, аккуратнейшим образом вписываясь в самую крупную из головоломок Рэналда Гатри. Нам необходимо расследовать это. До сих пор окончательно ясно только то, что случилось с Йеном. Можно перечислить подробности, которые укладываются здесь в общую картину. К примеру, как поспешно Рэналд заколотил вход на галерею, унаследовав замок. – Я обвел лучом фонарика портреты, висевшие на стенах. – Род Гатри из Эркани! Традиции, преданные Рэналдом. Они сами были личностями дикими и темными. Но братоубийство, по сути совершенное Рэналдом в австралийском буше, выходило даже за их понятия о попрании чести.

Уэддерберн кивнул:

– По словам моего друга Кланклакета, они славились своей родовой сплоченностью.

– А затем такое же страстное нетерпение поскорее открыть галерею. У него возник план, и ему потребовалось убедиться в его осуществимости, удостовериться, что Гатри отличала необычная семейная черта, которая чаще встречалась в старину: они все поразительно походили друг на друга.

– Вот как раз это мне не совсем понятно… – вмешался Гилби.

– Тогда послушайте… – Я выудил из кармана собственный дневник Гилби и начал листать его. – Как вы сами заметили, это излишне литературная версия, но факты в ней изложены верно.

И я прочитал: