Заезд на выживание - Фрэнсис Феликс, Фрэнсис Дик (2009)

Как и Стив Митчелл, Барлоу был одним из троицы сильнейших и периодически выигрывал то одно, то другое соревнование. Но причина, по которой он не пользовался популярностью у коллег, заключалась вовсе не в том, что ему сопутствовал успех. А в том, что у него была дурная репутация. Заслуженно или нет, но жокеи считали, что именно он доносит начальству на своих товарищей, если кто-то из них нарушал правила. Как предупредил меня однажды Рено Клеменс, третий из «большой» тройки, «Барлоу — стукач и гнида, так что при нем лучше держать язык за зубами. И не показывать ему квитки по ставкам».

Профессиональным жокеям не разрешается делать ставки на своих лошадей. Это прописано отдельным пунктом среди прочих условий и правил в их лицензиях. Но кое-кто, разумеется, иногда нарушал этот пункт, и мне дали понять, что Барлоу не брезгует шарить по карманам своих товарищей жокеев в поисках незаконных корешков от платежных чеков по ставкам, чтоб потом передать их распорядителю скачек. Занимался он этим или нет, не знаю, во всяком случае, за руку его еще ни разу не ловили. И не было никаких доказательств, чтоб передать дело в суд, хотя все верили в подлость Барлоу твердо и безоговорочно.

Сколь ни покажется странным, но мне, жокею-любителю, разрешалось делать ставки, чем я регулярно и занимался, но ставил при этом всегда только на свою лошадь. Таким уж был оптимистом.

Находились мы в раздевалке ипподрома Сэндо-ун-Парк, в Суррее, где я должен был принять участие в пятом забеге. Для наездников-любителей предназначалась трехмильная дистанция с препятствиями. Это было для меня настоящим испытанием, участвовать в больших субботних скачках. Надолго любителей редко выпадало такое счастье, особенно по уик-эндам, и мне приходилось загодя ограничивать себя в еде, поскольку я неумолимо набирал вес, что вполне естественно для мужчины, которому скоро стукнет тридцать шесть, ростом пять футов и десять с половиной дюймов. Я из кожи лез вон, чтоб согнать эти лишние фунты, и на протяжении долгих зимних месяцев голодал, чтобы весной можно было посоревноваться с жокеями-любителями. Эти скачки специально были придуманы для таких, как я, и принимающие в них участие наездники имели больший вес, нежели обычно профессионалы. Нет, конечно, я уже не надеялся достичь прежних десяти стоунов.[3] Одиннадцать и семь десятых стоуна — вот идеальный вес, к которому я стремился, причем тут учитывался не только вес самого тела, но и одежды, специальных ботинок и седла.

Жокеев вызвали на третий забег, главное событие дня, и, как обычно, они не бросились к дверям сломя голову. Жокеи — народ суеверный, большинство старается выходить из раздевалки в самом хвосте — чтобы не отпугнуть удачу. Другим же было просто неохота торчать лишнее время на парадном круге, беседовать с владельцем или тренером лошади, на которой они собираются скакать. И вот они тянут время, топчутся на одном месте, заново протирают уже и без того зеркально-чистые очки — до тех пор, пока не брякнет колокольчик, призывающий в седла, и распорядители не попытаются буквально вытолкнуть их наружу.

Я схватил свои вещи, валяющиеся на полу, чтоб не затоптали, прижал к груди и держал до тех пор, пока не удалился последний из этой шайки копуш, затем накинул твидовый пиджак поверх шелковой ветровки и направился в комнату взвешивания смотреть забег по телевизору.

Мимо финишного столба промелькнули сине— белые полоски — Стив Митчелл опережал соперников примерно на голову, финишировали все очень кучно. Итак, Стив Митчелл теперь обходил ближайших соперников, Барлоу и Клеменса, на одно очко.